Сборник работ. Девяностые

Невероятная актриса, могла играть без партнера, сама по себе, на импровизации, не по существу, а по образу. И на сцене, и в жизни — непредсказуемая, анархическая, иногда вздорная.

К званию Героя? Да, зал аплодировал.

Минул год. И снова, 5 сентября, осенний сбор труппы — именины сердца. Позади отдых, короткая разлука друг с другом, впереди — бесконечность.

5 сентября 1990 года в 11 утра заместитель директора МХАТа ждал Анастасию Павловну Георгиевскую у входа в театр с букетом цветов.

* * *

Такое странное несогласие — человек на сцене и в жизни. Изольда Извицкая, замечательная актриса и чистое существо, в кино играла возвышенных героинь, которых любят и герои, и зрители. А в жизни муж бил ее, они выпивали, и вместе, и порознь. Умерла дома, в ванной, три дня лежала там — забытая, ничья. Оцепенение, легкий переполох. Покаяние на похоронах руководителей Союза кинематографистов: «Это мы, мы виноваты, мы все…»

Жестокий разлад: сценический обряд жизни и жизнь.

Вот вам другая странность. Наташа из «Трех сестер». Одну классическую роль, один характер играют два совершенно разных, противоположных человека.

Мария Петровна Лилина — интеллигентка.

Анастасия Павловна Георгиевская — детдомовка-вольняшка.

Когда Лилина и Станиславский играли еще в любительском спектакле «Коварство и любовь», им сказали из публики: «А вы влюблены». И они прожили громадную жизнь. Она обожала Станиславского.

Георгиевская ни дочерних чувств не изведала, ни материнских. Одна и, кажется, одинока. А партнеры, а восторженная публика? Когда в женщине видят лишь актрису и после зрительских восторгов она возвращается одна в пустую квартиру, день за днем, всю жизнь, это, может быть, худшее из всех одиночеств.

Я сказал — в пустую, это не совсем так. У нее была собака, одно время даже две. Были птицы — соловей, щегол, синица, канарейка, еще кто-то. Она поила их из серебряного кувшинчика, готовила салат, покупала на рынке коноплю. Когда возвращалась из театра грустная, птицы пели ей.

— У тебя есть дома собака? — спросила однажды Георгиевская Доронину.

— Нет.

— А у меня две! И еще попугай! И маленькие птицы! Попугай встречает меня после спектакля, он стоит у двери, как дежурный. И когда я снимаю пальто и надеваю тапочки, спрашивает:

— Ну как?

Я ему говорю:

— Да не очень.

Он топает за мной по коридору на кухню маленькими и громкими шажками, а на кухне задает следующий вопрос:

— А остальные как?

Эту смешную и печальную новеллу Татьяна Васильевна Доронина вспомнила потом в своей небольшой журнальной заметке. И еще эпизод не забыла.

«— Таня, как ты ко мне относишься? — спрашивает она меня и смотрит в глаза. И трудно понять сразу, всерьез спрашивает или сейчас такое скажет, над чем буду смеяться долго, а потом рассказывать товарищам и смеяться вместе с ними. Остроты Анастасии Павловны общеизвестны.

— Ну что молчишь? Если никак не относишься, так и скажи».

Заметку опубликовала «Театральная жизнь» в 1986 году. Тогда еще Доронина не была ни директором, ни художественным руководителем. Об актрисе писала актриса. Рядом снимок: Доронина с томной улыбкой обнимает смеющуюся Георгиевскую. Только приглядевшись к мелкой подписи, можно увидеть, что эта сцена не из жизни, а из спектакля «На всякого мудреца довольно простоты».

Заметка так и называлась: «Таня, как ты ко мне относишься?»

…Итак, 5 сентября 1990 года в 11 утра зам. директора МХАТа ждал Анастасию Павловну Георгиевскую у входа в театр с букетом цветов.

Она не пришла.

Это была не встреча, не ожидание, то есть, а обряд. Не пришла — не надо. Даже в зал не сообщили. Поэтому следом Доронина совершает другой ритуал: приглашает Анастасию Павловну в президиум.

Нет ее? И ладно.

Обряд продолжается. Планы, спектакли, новое пополнение.

* * *

Незабвенный Михаил Яншин, мхатовец второго поколения, заставший еще и то великое — первое, наставлял учеников: на сцене — «тратить сердце».

Великие старики учили тому, что исповедовали сами. Хмелев умер во время спектакля на сцене — 41 год, инфаркт. Добронравов умер на сцене — 53 года, инфаркт.

Андровская, Грибов, Яншин, Станицын — они доживали последние дни, когда выходили на сцену в спектакле «Соло для часов с боем». В пьесе доживающие свой век старики из приюта, забыв о приюте, живут прошлым, молодостью. Пани Конти принимает старомодные ухаживания своих кавалеров, в свой день рождения выпивает бокал шампанского, звучит «Чардаш Монти», очаровательная пани еще находит силы для танца.

Зрительный зал был счастлив, танец — под овации!

Но пани становится плохо с сердцем, и врачи «скорой помощи» уносят ее на носилках. Осиротевшие старики-кавалеры открывают ее чемодан и обнаруживают там подвенечное платье. Оказывается, их пани так и не была замужем.

Зрительный зал — в слезах.

Он, зал, не знает главного. У выхода из театра исполнительницу роли Ольгу Андровскую ждут уже подлинные носилки с подлинными врачами. Актриса уже давно лежала в больнице, оттуда ее «на уколах» в сопровождении врачей привозили на спектакль.

И Яншина на этот спектакль привозили из больницы.

Они играли на сцене самих себя.