Сборник работ. Девяностые

Что движет поступками? Вера и страх. Сначала утратили веру, потом исчез страх. Теперь мы свободны, теперь все можно. К покаянию привыкли, как к греху. «Господи, прости»,— просим сегодня, чтобы завтра снова грешить. И мы еще жалуемся, что плохо живем? Да потому, какие мы есть, какими стали, мы еще слишком хорошо живем, мы и этой жизни не заслужили.

Выдающаяся. Великая. Последняя. Родилась беспризорницей, явилась на свет в «судьбоносный» день — 7 ноября.

И скончалась беспризорницей — когда? Как теперь на памятнике написать? 1 сентября, как отмечено в экспертизе? 2-го, когда еще утром видели ее соседи? Или 3-м числом оформить — по кефирным бутылкам в холодильнике?..

Если бы в «Прощании с Матерой» был второй состав, Анастасия Павловна, может быть и сейчас, в октябре, все лежала бы у себя дома, на полу.

Господи, не прощай ты нас. Не прощай. Ведь мы уже не люди.

1990 г.

Без грима

Кажется, все просто. Газета критикует, газете отвечают, газета публикует ответ. В случае спора — суд.

Однако критикуемые часто избирают для ответа другой адрес — ЦК КПСС. Это уже иной жанр, давний, он всегда был в ходу — жалоба.

Жанр — ничтожный, но результат в былые времена давал неотразимый, сокрушительный, иногда — убийственный в прямом смысле, особенно если удавалось донести первому лицу.

Народной артистке СССР Т. Дорониной это удалось.

Но она опоздала. Как минимум лет на десять. Я уже не говорю — пятьдесят, в ту пору ее поступку цены бы не было, головы бы полетели…

* * *

Очерк назывался «Последняя», опубликован был в «Известиях» № 277 за 1990 год.

Речь шла о смерти народной артистки СССР Анастасии Павловны Георгиевской. Воспитанница Станиславского и Немировича-Данченко, она во МХАТе на Тверском оставалась последней из славной плеяды легендарных мхатовских стариков.

Умерла, а можно сказать, и погибла. Два с небольшим года назад с ней случился инфаркт — во время спектакля. Переболела, вернулась на сцену. В январе нынешнего года, опять во время спектакля, актрисе стало плохо. В антракте ее увезла «скорая». Три месяца тяжелой болезни — опухоль головного мозга. И все-таки снова, в конце весны, Георгиевская второй раз возвращается на сцену.

На недавний сбор труппы 5 сентября Анастасия Павловна не пришла. Никто не обеспокоился. 7-го спектакль — «На всякого мудреца довольно простоты», на утреннюю репетицию актриса вновь не пришла, к снова никто не встревожился: фамилию из программки вычеркнули, заменили на дублера. 13 сентября новый спектакль — «Прощание с Матёрой». Тут второго состава нет, Георгиевскую заменить некем, поэтому к ней явились домой.

Анастасия Павловна лежала в комнате между кроватью и тумбочкой. Эксперты установили, что смерть наступила от острой сердечной недостаточности.

Когда скончалась? Сколько дней пролежала в соседстве с обезумевшей от голода и смрада собакой — десять дней, больше? С точностью установить трудно.

Воспитанница детдома — родилась беспризорницей и умерла беспризорницей.

В очерке вспоминался старый, добрый, единый МХАТ, рассказывалось о нравах нынешних, о том, как пали мы, какими стали — все вместе и каждый в отдельности.

А может быть, эта чудовищная человеческая драма все-таки случайность? Но и тогда нечаянная трагедия близкого все равно в укор совестливому человеку, он все равно возьмет на себя часть вины, пусть невольной или косвенной. Как же тяжело должно быть сотоварищам Анастасии Павловны, особенно молодым актёрам, этой гибели должно хватить им, чтобы до конца жизни сохранить душу.

* * *

Хроника событий.

Из письма актрисы МХАТа им. Горького Л. Стриженовой в редакцию газеты «Известия»:

«Я надеялась, что публикация в «Известиях» отзовется болью в сердцах работников МХАТа, заставит их по-новому посмотреть на ту атмосферу, которая сложилась в стенах театра, в котором я работаю уже 27 лет.

Моим надеждам не суждено было сбыться. После публикации в театре прошло собрание, цель которого оказалась далека от нравственного осмысления происшедшего. В большом зрительном зале один за другим в соответствии с предварительной договоренностью (на подобных ответственных собраниях контингент выступающих неизменен и давно определен начальством) к микрофону подходили люди. Но никакого чувства вины или сопричастности тому, о чем говорилось в статье, эти люди не испытали. Они увидели в происшедшем лишь угрозу их лидеру.