Представляю, как, сговорившись заранее, мы съезжаемся и встречаемся с Меньшиковым в Старой Руссе, бродим по нашим общим с ним улицам и улочкам. Я везу с собой не столь давнюю местную газету со статьей «За землю старорусскую». Там подробно описывается, как партизанский отряд, прорвав кольцо у деревни Опросово, с боем выходил из окружения. Владимир Меньшиков залёг за пулемёт, чтобы прикрыть отход товарищей. Рядом вела огонь санитарка Лена Стефанская: это он, Меньшиков, научил её, совсем девчонку, стрелять из пулемёта. Так они, вдвоём — учитель и ученица — заставили фашистов залечь. Партизаны из окружения вышли, тяжелораненого Меньшикова подобрали и отправили на самолёте в Москву, в госпиталь.
Мне будет трудно и стыдно сейчас перед Меньшиковым потому, что я-то хорошо знаю — ЧТО
конкретно защитил он в том бою.…До войны в Старой Руссе жило около 40 тысяч человек. Гитлеровцы были в городе 950 дней. 10.720 угнали в Германию, 9.400 расстреляли и повесили, 900 отправили в концлагеря… Когда фашисты ушли, на месте города остались пустырь и виселицы.
Я приехал сюда в самом начале сорок седьмого. Вокруг — развалины, и даже — не жизнь, едва теплящаяся, а лишь завязь жизни.
…До войны в Старой Руссе, курортном зелёном городке, ходили трамваи.
Где-то в конце сорок седьмого появился в городе первый автобус. Он месил грязь по единственному маршруту, останавливался, где кто попросит, и подбирал по дороге всех. По пути — не по пути, вёз. Нас, детей, водитель-фронтовик катал бесплатно.
…До войны, с гордостью вспоминают старожилы, в Старой Руссе было два симфонических оркестра. И ещё — роскошный театр, в котором начинала свой путь Комиссаржевская.
Потом, помню хорошо, в конце тех же сороковых появился маленький духовой оркестр. Человек рождался, женился, умирал — всюду сопровождали его эти несколько трубачей, и всякий раз в их древней и высокой музыке было что-то трогательное и вечное. Потом в старой разрушенной церкви на Соборной стороне открыли кинотеатр.
Город пережил клиническую смерть, выстоял, расцвёл, и сейчас, в этот мой приезд мы пойдём гулять с бывшим учителем и партизаном Меньшиковым по солнечным улицам и переулкам. Эти улицы — его: он их отстоял и спас, и эти улицы — мои: он их отстоял и спас для меня. Владимир Иванович не был в Старой Руссе уже тысячу лет.
Я, бывающий тут наездами каждый год, многое могу показать. Мы пойдём с ним в музыкальную школу, на стадион, позагораем на пляже, пойдём в курортный парк, осмотрим новенькие с иголочки корпуса старорусского курорта, заглянем в спортивную школу. Зайдём на завод химического машиностроения, медико-инструментальный и приборостроительный заводы… 17 промышленных предприятий поставляют продукцию (химическое оборудование, приборы газовой автоматики и т. д.) в 42 страны.
И, конечно, зайдём мы к нашим общим знакомым и друзьям. Например, к другому Владимиру Ивановичу — Кухареву, тоже партизану, командиру разведки. И представляю заранее, как они обнимутся, трижды по-русски расцелуются, и Владимир Иванович поспешит в магазин. Потому что старым партизанам после долгих лет и не посидеть, не поговорить — такой же грех, как забыть фронтовых друзей. Кухарев пожурит гостя за то, что тот не даёт о себе знать. Меньшиков, конечно, извинится, а потом, кивая на Кухарева, посетует с невесёлой улыбкой на быстротечность времени. Кухарев, действительно, сдал немного, тяжело переболел, зато вот счастье — рядом: сын Виктор, окончивший военную академию, гостит сейчас у него, вот он — крепок и здоров, как вся нынешняя молодёжь.
Так они будут сидеть за рюмочкой, два учителя, два партизана, два Владимира Ивановича, они будут говорить о том о сем, вспомнят, как вместе в один день в ноябре сорок первого перед боем за деревню Ловля они лежали ночью на сырой земле и под одеялом при спичках писали заявления о приёме в партию: «Прошу… обещаю… клянусь…». Тут же, в кустах, проголосовали: единогласно.
И, конечно же, вспомнят они тот самый бой под Опросовом, о котором писала газета.
— Немцы стеной идут, по 150 человек,— скажет Кухарев,— а вы с Леной Стефанской вдвоём из пулемётов… Она вначале глаза зажмурила: никогда не убивала. А потом… Тебя когда тяжело ранило, между двух лошадей плащпалатку натянули, и — тебя на неё. Сначала в партизанский госпиталь, а потом сразу — в Москву…
И зайдём мы ещё с Меньшиковым на улицу Минеральную. Там живёт его сестра — бывшая учительница, а ныне пенсионерка. Представляю, как откроет Галина Ивановна дверь… Объятия, поцелуи, слезы — все будет, как при всякой долгожданной и неожиданной встрече.
…Пусть простит меня читатель. Все, что я написал,— правда, кроме одного. В этот свой приезд я, к сожалению, не смогу увидеть Владимира Ивановича Меньшикова. И в следующий приезд не увижу. Вообще не увижу. Никогда.
Потому что в том бою под Опросовом Владимир Иванович погиб. Его действительно успели вынести с поля боя и даже отправить в Москву, но…
Я смотрю на его медаль «За отвагу», в удостоверении нет подписи её владельца, и место для фотокарточки тоже пусто. Потому что все это уже — посмертно.