Сборник работ. Семидесятые

— Ах, если бы слышали вы всех нас, братьев, вместе, — сокрушается Николай Иванович, — вот оркестр!.. И лучше всех — Гриша. На скрипке — ох, здорово играет!

Действительно, хорошо. Вполне возможно, был лучшим скрипачом среди фронтовых шоферов. Или: среди скрипачей — лучшим фронтовым шофером.

Вообще шоферы Чубины — все классные. Семь братьев, из них шестеро — шоферы.

* * *

У Прасковьи Константиновны и Ивана Варфоломеевича было вначале двенадцать детей — пять дочерей и семь сыновей. С сыновьями так: Николай и Филипп — младшие, близнецы, ровесники Октября. Старшему, Евгению, в 1917-м было уже шестнадцать. Ну, и между ними ещё Владимир, Григорий, Павел, Леонид.

Было свое хозяйство небольшое, кузница во дворе. Младшие сыновья гоняли в степь чужой скот — хоть и небольшой, но заработок; старшие — с отцом в кузнице, в три молота ковали.

Поставить на ноги двенадцать детей — дело не рядовое и по нынешним дням, а в ту пору, на стыке двух рубежей — и голод, и разруха, и неразбериха — люди и поопытнее, и пограмотнее, чем Чубины, терялись, не могли определить себя в жизни.

Через село их Вершацы шли красные, шли белые, Иван Варфоломеевич ковал лошадей. В 1918 году старший сын Евгений бежал из дому.

Объявился он в 1924-м. За эти шесть, можно сказать, легендарных лет он увидел и понял то, на что другим не хватило жизни. С бойцами 1-го Знаменского красногвардейского отряда пулемётчик Евгений Чубин пробивался на защиту Царицына. С одной стороны их теснили немецкие интервенты, с другой — контрреволюционная донская казачья конница. Под Царицыном тяжело ранило, после госпиталя — снова бои, освобождал Северный Кавказ и Закавказье. Подавлял мятежи дашнаков, потом добровольцем ушел на Туркестанский фронт и под Бухарой бился с басмачами. В 1924 году, в дни Ленинского призыва, вступил в партию.

Иван Варфоломеевич как встретил сына сдержанно, так и рассказы его принимал молча, не очень привыкая к новому, незнакомому сыну. Евгений называл имена Кирова, Ворошилова, Пархоменко, Руднева — людей, с которыми свела его счастливая судьба.

Полсела пришло посмотреть на Евгения. Малыши-близнецы Николай и Филипп примеряли его будёновку с красной звездой и жаловались друг на друга:

— Дядько Евгений, он вашу шапку одив.

Эти шесть лет Евгения определили личную и гражданскую судьбу всех Чубиных.

Велик был авторитет старшего сына. Когда он в тридцатых годах переехал в Херсон и позвал к себе братьев, все шестеро, не задумываясь, приехали. Стал Евгений для них как бы вторым отцом, а жена его Евгения Павловна— второй матерью.

— Братьям, пока они устраивались, мы помогали, некоторые у нас вначале и жили,— вспоминает Евгения Павловна. — В 1941 году я ребёночка ждала. Мы все думали, как назвать. Евгений решил, если девочка, то — Маргарита. Ну вот, и тут — 22 июня.

Очень важно знать: к этому дню у кого из братьев были уже жены, дети. Какие, то есть, были связи с жизнью. Евгения Павловна вспоминает:

— Только Филипп женат не был… И у всех, у всех дети. Ну, я, правда, только ждала ещё — Маргариту… 22 июня Евгений говорит: «Шей мешок». — «Какой, зачем?» — «Чтоб за плечи повесить можно». Так как-то сразу и очень просто.

Евгений собрал всех братьев, они написали коллективное заявление в военкомат: просим… добровольцами… хорошо водим машины, будем водить танки. Просим всех семерых — в одну танковую часть.

Заявление и клятву семи братьев «биться до последней капли крови» напечатали тогда в «Надднипрянской правде». Эту газету Николай, младший, хранил при себе всю войну.

Ушли воевать, даже с матерью и отцом не успели повидаться, написали им письмо. Для Прасковьи Константиновны даже лучше, что сыновья решили идти на фронт вместе. Один раз выплакаться — не семь.

* * *

Надо сказать, что к 1941 году не только старший брат, но и младший, и другие братья много повидали. Павел, Леонид и Николай участвовали в освободительном походе в Западную Украину, все трое воевали и с белофиннами. В общем, ни одна беда, грозившая Родине, мимо Чубиных не прошла.

Не повезло братьям в том смысле, что не удалось им воевать вместе. Евгений стал политруком стрелковой роты, в этом же полку оказались и Григорий с Павлом — оба были шоферами, возили боеприпасы, горючее, Филиппа определили оружейным мастером на аэродром, в авиачасть попал и Леонид. Николай, как мы уже знаем, был шофером в понтонном батальоне. Лишь Владимиру пришлось заниматься демонтажем и эвакуацией фабрики. Он обивал пороги, просил, требовал («Шесть братьев воюют, а я?»), в конце концов отправили на фронт и его.

Было бы заманчиво описать героизм или подвиги братьев, рассказать о многих роковых случайностях, которые сопровождали всякого, кто воевал.

— Было такое? — спросил я Николая Ивановича.

— Да нет, — улыбается. — Переправы наводили под бомбами, и днём, и ночью. Макеты ставили: ложные сооружения для немецких лётчиков. И горючее под бомбами возили, да не в цистернах, а в бочках. Я упросил все таки, меня на танк перевели. Танк-амфибию дали, в разведку ходил на нем, под Белой Калитвой снаряд в гусеницу угодил. И я обратно — на машину.