Сборник работ. Шестидесятые

Между тем Семёну и его товарищам пора было возвращаться в полк. Истекал срок их пребывания в Петрограде. Пулемётчики собрались у себя в комнате и решили просить Петроградский городской Совет оставить их для дальнейшей охраны Смольного. Их оставили. Как верных и надёжных защитников революции.

Охранять и защищать революцию, Советы, Ленина приходилось не только в здании Смольного, рядом с пулемётом.

…По одной из Петроградских улиц ползёт трамвай. Два прилично одетых человека беседуют. Говорят тихо, но так, что слышно всем: «Знаешь, что в Смольном-то делается?» — «Знаю. Пьют, гуляют. Ленин победу празднует».

Глаза солдата, сидевшего рядом, стали вдруг злыми, зловеще-холодными. «Что же вы брешете, господа?» — закричал вдруг он. Те растерялись. «А ты… Ты откуда знаешь?». Солдат быстро полез в карман, и все увидели в его руках пропуск охранника Смольного. В нем стояло: «Семён Ермольчик…»

Разношёрстная трамвайная публика зашевелилась, заволновалась. Два типа быстро встали и сошли на первой же остановке.

У Смольного вышел и Семён. «Вот же сволочи, — не переставал он возмущаться. — Вино, шампанское… Знали бы они хоть что-нибудь…». В памяти Семена и его товарищей ещё свежа была недавняя история, о которой не переставали говорить до сих пор. Секретарша принесла Ленину чай с хлебом. Заметив, что хлеба больше, чем положено, Владимир Ильич вопросительно посмотрел на секретаршу. «Это я для вас с трудом достала» — объяснила она. Ленин отрезал положенную себе порцию и строго-настрого велел ничего подобного больше не делать. И тут же Семёну почему-то вспомнилось, как всего несколько лет назад приезжал он в Царское Село к своему товарищу садоводу украинцу Рую. Тот работал в дворцовом садоводстве. Семён увидел, как прямо в цветочных горшках зрели сочные кисти винограда, ягоды клубники, крыжовника, смородины. «Это для самого царя, — объяснил Руй, — прямо в горшках для него подаём».

Последний раз Семён видел Ильича после того, как Троцкий провалил заключение мира с немцами.

Вначале выступал Троцкий. Он говорил о том, что, если заключить мирный договор с Германией, то он будет позорным для нас…

Потом на трибуну вышел Ленин. И все доказательства Троцкого рухнули под неопровержимыми, убедительными доводами Ильича. Как заворожённый слушал Семён вождя.

Демобилизовался Семён уже весной восемнадцатого года. Получил два фунта хлеба на дорогу и — домой, к матери в Новозыбков.

Но отдохнуть дома не успел. Началась гражданская война. В составе ротной разведки 151-го стрелкового полка Семён Ермольчик дошёл до Варшавы. Из всех страшных боёв, длинных утомительных переходов вынес Семён твёрдое убеждение: народ хочет мира.

Ещё в первую мировую войну видел он, как братались русские с немцами, помнит, как ссылались на каторгу за малейшие улики в пропаганде мира.

И ещё запомнил Семён бледное лицо старого поляка. Это было уже позже. Осенью двадцатого. По лицу пленного оставляя грязные следы, катились дождевые капли. Наверное, они мешались со слезами. Запрокинув голову к землистой стенке окопа, уставясь тоскливым взглядом в тьму, он шептал: «Два часа… Осталось два часа до перемирия, а я попал в плен…»

А потом наступил мир. Ротный разведчик Семён Ермольчик стал садоводом.

Самым тяжёлым днём в жизни Семена Исааковича было 21 января 1924 года. В тот день в клубе железнодорожников должно было состояться профсоюзное собрание. В накуренном шумном коридоре ждали опаздывающего парторга. Он пришёл бледный, с красными опухшими веками. «Прошу всех зайти». Зашли. «Товарищи, вы знаете… Собрания не будет. — Он говорил тяжело, с трудом выдавливая из себя каждое слово. — Сегодня умер Ленин…»

…Гудки, гудки… Над всем Новозыбковом надрывно плакали и таяли далеко за городом траурные гудки. Но никак не мог Семён поверить, что Ильича уже больше нет.

При первой же возможности он поехал в Москву. С большим трудом удалось попасть в Мавзолей. Увидел Ильича не в тёмном костюме, в каком часто встречал его в Смольном, а во френче защитного цвета. Он лежал бледный и неподвижный, но лицо его было таким близким и родным. Перед глазами Семена поплыли картины жизни в Смольном. Как в бреду, проходил он вокруг гроба… И только когда медленно-медленно поднялся Семён по ступенькам Мавзолея на залитую солнцем Красную площадь, увидел синее небо и яркое, ослепительное солнце, до него дошёл вдруг страшный смысл непоправимого.

Он шёл по Москве и плакал.

Потом снова ездил Семён в Москву. Ходил в Мавзолей ещё и ещё. И все не верил в смерть Ильича.

* * *

45-летие… Страна встречает его в полном расцвете сил. Страна — на пути в коммунизм. Семён Исаакович Ермольчик — свидетель всех перемен в жизни страны — безмерно счастлив и горд великими успехами Родины, народа. И ещё ему радостно потому, что во всем этом он видит дело рук вечно живого Ильича.