– Тут мои «родненькие» появились, пьяненькие. Как ни в чём не бывало они приказывают: «Гони в Тбилиси. В Ресторан «Пепела», к 21-00 надо успеть». Всю дорогу до Тбилиси пассажиры забавлялись тем, что всякую живность постреливали, собак, индюшек, поросят. Ликовали, когда в цель попадали.
К ресторану подъехали с опозданием. Оттуда доносился шум разудалой компании. Забавы ради пьянь постреливала из пистолетов. Пассажиры вышли. У входа их ждал мхедрионовец – толстый мужчина в форме. Они обнялись, обменялись словами. Толстяк звал тех двоих поскорее присоединиться к застолью. Потом, будто что-то вспомнив, в мою сторону повернулся тот, что со шрамом. Я похолодел от ужаса…
В это время такси подъехало к моему дому. Мне надо было выходить, но я не пошевелился. Спрашиваю, что дальше произошло. Шофёр продолжил:
– Первый раз в моей жизни на меня смотрели с желанием убить, а я ничего не мог поделать! Тут на помощь поспешил студент. Он начал отговаривать своего дружка. Видимо, знал, что бывает после такого его взгляда. Потом студент подбежал к машине и крикнул мне:
– Чего рот разинул, чмо! Беги отсюда!
После той поездки я несколько дней дома отсиживался. Тип со шрамом мерещился на каждом углу.
Мы посидели немножко. Помолчали. Потом я спросил:
– Сколько?
– Пять лари, – последовал ответ. Цена показалась мне завышенной, но я не стал возражать, безропотно расплатился.
Учитель физкультуры
У глупого человека не обязательно и лицо глупое. Таким оно бывает, если этот человек ещё и ленив. Но если не ленив, более того – усерден сверх меры… Как мой бывший учитель физкультуры Тамаз Николаевич.
…Складки на лбу от напряжённой интеллектуальной работы, свет фаустической духовности во взоре – Тамаз Николаевич читает. Неважно что. Сам этот процесс для него – труд. Тяжкий и упорный. Вот его лицо вытянулось в кувшин, нос вперёд, губы в тонкий отрезок. Тамаз Николаевич – на старте, показывает, как надо прыгать в длину. Такое ощущение, что ничто не может отвратить его от этого поступка. И тогда наступает тишина, замолкают даже самые неугомонные. Не от предвкушения рекорда, а от жутковатого зрелища человека, решившегося…
Его мимика была занята постоянно, без устали отпечатывая каждое духовное движение этого неуёмного малого. И всегда узнаваемо, без полутонов, как у переигрывающего актёра. Когда же он расслаблялся, то давал волю многочисленным неврастеническим тикам: наш физрук дёргал бровями, кончиком носа вычерчивал в пространстве воображаемые окружности, пытался левым уголком рта дотянуться до левого уха. Но глупой мины его физиономия не удостаивала.
Особенно мне запомнилось его безнадёжно просветлённое выражение лица. Сегодня такие счастливые лики можно видеть разве что на страницах журнала «Корея» или на чудом уцелевших плакатах недавнего оптимистического прошлого.
…Раннее майское утро на перроне вокзала. Вся общественность нашего городка с транспарантами ждёт московский поезд. Мы в спортивных трусах и майках. Тамаз Николаевич тоже в спортивных трусах и майке, а в руках лозунг, гласивший, что мы все рады видеть дорогого Никиту Сергеевича. Да, это было то время! Появление в тамбуре одного из вагонов притормозившего поезда сонного премьера, очевидно недовольного тем, что его так рано разбудили, его лысина и бородавка на носу вызвали всеобщий энтузиазм, аплодисменты, «переходящие в авиацию» (как потом напечатали в местной газете). Среди верноподданнического ажиотажа, подогреваемого рёвом духового оркестра и пламенными речами местных руководителей, я случайно взглянул на физрука: его лицо лоснилось от подобострастия, лучилось от удовольствия.
Надо отметить, главу правительства принимали со всей искренностью (наверное, по-другому не умели). Но в городке уже острили по поводу его кукурузных перегибов. Как-то в темноте кинозала зрители непочтительно хохотали, когда на экране толстый Никита Сергеевич в присутствии иностранных гостей выплясывал в Кремле гопак. По юности лет мне стало казаться, что можно выказывать преданность первому лицу в государстве, но делать это без последствий для других. Я ошибался: Тамаз Николаевич преподал мне крутой урок.
Вообще мы как будто дружили. Я неплохо бегал, прыгал, даже проявлял эрудицию по части спортивных рекордов, имён, чем особенно подкупал физрука. Он был из того славного племени педагогов, которое весьма склонно к рукоприкладству. Меня он долго не трогал. Но произошёл конфуз, и тумаков надавали мне с избытком.
Тот злосчастный день был довольно солнечным. Выдался свободный урок, и мы резвились на травяном газоне необъятного школьного двора. Где-то в одном из его отдалённых уголков шёл урок физкультуры. Зычные крики Тамаза Николаевича оглашали окрестности. Разморенный беготнёй и хорошей погодой, я сел на скамейку, где были навалены портфели одноклассников. Размазался на сидении. Но кафешантанное настроение продолжалось недолго – вспомнил, что надо повторить урок по истории. Не вставая, я склонился над кучей портфелей, достал свой.