Наши соображения по этому поводу таковы: в этих примерах мы наблюдаем особый случай семантического осложнения, которое, как мы утверждаем, обладает эстетической функцией. Вместо “сладким молоком и черным хлебом” сказано “черным молоком и сладким хлебом”. Естественное сочетание “черный хлеб” (так же как и “сладкое молоко”) представляет собой целостное семантическое представление; оба формальные члена этого словосочетания слиты в одну мысленную единицу. Искусственной перестановкой слов это единство нарушается — на месте одного семантического представления возникают два других, не сливающихся в одно целое: черное молоко — это “черное” + “молоко”. Ощущается семантическая раздвоенность (предикат получает семантические права субъекта). Кроме того, в этой фразе нарушено естественно логическое единство словосочетаний, и это нарушение воспринимается на фоне нормы, которая подспудно присутствует в тексте (в подтексте), потому что читающим осознается принадлежность признака “черный” понятию “хлеб” и признака “сладкий” понятию “молоко”. Таким образом, здесь — двойное семантическое осложнение.
Примеры этого последнего типа семантического осложнения в поэзии многочисленны: у того же А.Белого:
Уставился столб полосатый
Мне цифрой упорной в лицо.
С точки зрения логики, не
У животных нет названья,
Кто им зваться повелел?
Равномерное страданье
Их невидимый удел.
Удел не может быть видимым и соответственно невидимым. С точки зрения логики —
Остановимся еще на часто встречающемся случае семантического осложнения:
Лишь дым из красных труб
Свободно катится, пропитываясь небом.
Вместо:
Наглядным примером того, как осмысливается, семантически осложняется логическая конструкция предложения, будучи принадлежностью стиховой конструкции, может послужить “Баллада истин наизнанку” Ф.Вийона:
Мы вкус находим только в сене
И отдыхаем средь забот,
Смеемся мы лишь от мучений,
И цену деньгам знает мот.
Кто любит солнце? Только крот.
Лишь праведник глядит лукаво,
Красоткам нравится урод,
И лишь влюбленный мыслит здраво...
Если бы сквозь каждую из этих строк не просвечивала истина, в них не было бы ни малейшего смысла — ни здравого, ни эстетического.
Замечательно, что все это осмысливается самопроизвольно, как бы помимо усилий автора. Очевидно собственно стиховые признаки (ритм и звук) способствуют возникновению семантической осложненности.
Прежде всего ритм. Ритм устанавливает позиционное соответствие между смысловыми частицами, благодаря чему они воспринимаются в соотнесении друг с другом. Те семантические представления, которые не имели бы в общем языке никакой связи, будучи поставлены в одинаковые позиции ритмической организацией, начинают восприниматься в сопоставлении друг с другом [См. Ю.М.Лотман. Лекции по структуральной поэтике, Тарту, 1964].
Например, у Пушкина:
Мчатся тучи, вьются тучи,
Невидимкою луна
Освещает снег летучий.
Мутно небо, ночь мутна.
В четвертой строке нет ни одного глагола, однако в ней ощутимо движение, которое возникает благодаря соотнесению с глаголами в первой строке:
Ту же роль играет и звук. Сходство звучания также способствует смысловому соотнесению. Например:
Когда магнитофоны ржут
с опухшим носом скомороха,
Вы думали, я шут?
Я - суд!
Я — страшный суд. Молись, эпоха!
Звуковая общность слов “шут” и “суд” оправдывает противопоставление. Если бы заменить слово “шут” каким-нибудь его синонимом (клоун, паяц), противопоставление “я” — “суд” было бы странным, непонятным. Нельзя сказать: