Хочет лоза говорить, повисая бессильно,изнемогая, вздыхая все тише и реже.Чтобы потом сожаление нас не бесило,пусть говорит! Как добры ее чудные речи!— Может быть, дух испущу — и тогда не отчаюсь.Я одолею меня испытующий ужас.Непрерываемость жизни, любви неслучайность,длительность времени — мне отведенная участь.Вечно стремлюсь, как Иори и как Алазани,как продвиженье светил в глубине мирозданья,тысячелетья меня провожают глазами,вечно стремлюсь исцелить и утешить страданья.Помню грузин, что о Грузии так трепетали:о, лишь возьми мою жизнь, и дыханье, и трепет.Жизнь не умеет забыться для сна и печали,и виноградник живет, когда бедствие терпит.Дудочки осени празднество нам возвестили.Слушайте, воины и земледельцы, мужчины!Той же рукою, которой меня вы взрастили,ввысь поднимите с великою влагой кувшины.Жажда — была и, как горе, сплыла, миновала,быть ей не быть — не колеблясь и не канителя.Тот, кто на солнце смотрел сквозь стакан ркацители,может сказать: меня солнце в уста целовало!— Лоза, о лоза, узнаю твой ускоренный пульс,тот пульс, что во мне, это только твое повторенье.Пока он так громок, насыщен тобой и не пуст,прошу, о, прими подношение стихотворенья!