Сборник цикла АСМОДЕЙ

Она заходит, шагая осторожно, вздрагивает от захлопнувшейся двери. На ее полном лице страх. Меня она не видит. Возможно, из-за убежденного атеизма, въевшегося в сознание, возможно, потому что сейчас больше занята воображаемой реальностью. Не мое дело – лезть в ее мысли. Все, что от меня требуется – искупление.

Кстати, у нас не бывает отпуска. Контракт пожизненный, и начинается он со смерти. Означает ли это, что я когда-то зашел в похожую комнату и сел на стул? Нет. Но женщине, которая попала ко мне, сесть на стул все же придется.

Искупление – штука сложная. Еще три сотни лет назад к нам заползали на коленях, моля о прощении, и тогда в моде было встречать клиентов взмахом кнута. Изрыгать пламя, требовать повиновения. Знаете, все эти штуки, которые теперь можно купить за пару долларов в магазине для взрослых. Желание клиента, говорю же.

Сейчас пользуются спросом доверительные беседы. Искупление через беседу, так мы называем это. Кабинет психотерапевта. Клиент садится на стул, изливает душу, в буквальном смысле, и остается только распахнуть форточку, выпуская обновленное существо дальше. Куда? Понятия не имею. Когда вы в Аду, вы не задаете таких глупых вопросов.

Женщина замирает возле стула и начинает думать. Этот момент я люблю больше всего. В ее глазах растерянность, хотя я не вижу ее глаз. Мысли спутаны, хотя я не умею читать мысли. Кожа на ладонях вспотела – это уже в моих силах, заметить крошечные капельки жидкости на коже.

– Я в раю? – спрашивает она.

Голос хриплый, тревожный. Так разговаривают с онкологом.

Выхожу в центр и встаю рядом, сегодня я добрый полицейский. Женщина замечает меня, отступает на пару шагов, но я предлагаю ей жестом присесть. Сейчас в моде вежливый приглашающий, больше никаких кнутов. Поговаривают, что молодняк все еще увлекается таким, но я не беру в руку кнут до тех пор, пока это не становится необходимым. К чему зря тратить силы?

– Я в раю? – повторяет она, присаживаясь. Ноги дрожат, так что движение получается комичным.

Тело её похоже на бульдозер. Необычное сравнение для обитателя Ада, правда? Людям нравится думать, что сверхъестественные существа застряли в эпохе Средневековья. Люди готовы поверить в то, что черти живут где-то далеко, не умеют читать, интересуются только серой, и вообще слишком глупы для любых диалогов. Увы, но бульдозер – это лишь вершина айсберга. К своему неудовольствию пятью минутами раньше я имел счастье изучить устройство ядерного реактора. Доверительные беседы, помните?

– Я в раю?! – требует.

Когда такие, как я, устраиваются на работу, мы получаем три подарка. Бог любит троицу, но и его противоположность недалеко ушла. Что поделать, условности. Мои три подарка – большая тайна. У всех они одинаковые, но о них не говорят. Имя, жизнь, смерть.

– Я в раю?! – на ее лице ужас.

– Меня зовут Асмодей, – отвечаю я.

Попадают ли ко мне те, кто не знает моего имени? Конечно, попадают. Дело в процедурах, инструкциях, традициях. Нужно познакомиться с клиентом. Раньше в ходу был гром, молнии и глас, возвещающий сверху все титулы и заслуги. На людей это производило впечатление. Новое поколение больше ценит лаконичность. Возможно, это связано с тем, что они много читают, кто его знает.

– Я – Мери, – представляется она.

Вежливые клиенты дорогого стоят. Мери закрывает лицо ладонями и начинает рыдать. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие – Мери проходит все это за считанные секунды. Скорее всего, она знала мое имя. Или ее смерть была длинной и основательной, так что основную часть моей работы сделал врач или сердобольный родственник.

– Расскажи мне о себе, Мери.

Когда рыдания прекращаются, и слезы на ее лице высыхают, она начинает говорить. Сначала ее речь сбивчивая, но я не перебиваю и продолжаю слушать. Это важная часть работы. Искупление требует прощения, а прощение – сложная штука.

– Мне нужно рассказывать о грехах? – спрашивает она, переведя дыхание, после рассказа о своем детстве.

За все века, что я провел на службе, мне не встретилось еще ни одного человека, который бы не начал историю своей жизни с детства. Все дело в том, что так принято. И еще – хотя это моя личная теория – в том, что все грехи человечества берут начало в детстве. Украденное для друга печенье, «это сделал не я, а Майки», исправленная двойка в дневнике. Благие намерения.

– О чем тебе захочется, – отвечаю я и пожимаю плечами. Вежливо, но небезразлично, предоставляя ей полную свободу.

Спустя сотни лет оказалось, что это эффективнее кнута. Хотя мне все же кажется, дело в том, что люди слишком много внимания уделяли испытаниям Ада, и тем самым упростили нам работу. Угроза пытки действует на многих эффективней самой пытки – достоверный факт, вы не знали? Вместо злости от боли они испытывают удовлетворение от облегчения. Вмешательство подсознания или суперэго, поди пойми. Иногда я начинаю думать, что заигрался в психотерапевта.

– Я хочу рассказать о Лаффе, – говорит она. – Это мой сын.