Сборник забытой фантастики №1

— Чушь и вздор! Вы действительно думаете, что если вы умрете в эту минуту, вы отправитесь в Загробный мир, одетый в небесные одеяния, но все еще выглядящий в вашем нынешнем возрасте — морщины, лысина и все такое? Вы когда-нибудь серьезно думали об этом, Гэри? В каком возрасте вы были бы, если бы умерли и попали на Небеса? Вы бы жили бесконечно вечно, ожидая рога Габриэля, чтобы снова облачиться в смертную глину, которую вы оставили позади? Ты не дождешься это, Гэри! Не в День Воскресения. Вы обнаружите, что, пока вы блуждали, Природа позаимствовала некоторые из ваших очень материальных молекул и использовала их в другом месте самым полезным образом.

— Тогда единственное, что вам остается, если это «Вы», — это присвоить себе восточную веру в реинкарнацию, найти себе новый организм, который вот-вот родится, и заползти в пеленки для нового старта — возможно, как священная корова или кошка!

— Чушь и вздор, Гэри! Как ты мог заставить себя поверить в эту языческую доктрину?

— Прекратите, прекратите это! — закричал Мейсон, чувствуя, как будто чья-то грязная рука разворошила грязь сомнений по этим самым вопросам, которые всегда втайне беспокоили его.

— С другой стороны, — продолжал Доктор, как будто Мейсон ничего не говорил, — подумайте об этих преимуществах: мужчины и женщины рождаются свободными от какой-либо порчи — физически свободными от порока и психологически свободными от вековых запретов и страхов, которые мешают им сегодня. Религия ответственна, в основном, за большинство этих психических нарушений.

— Они все будут бездушными автоматами? — перебил Мейсон, снова переходя в атаку, — все одного уровня посредственности или гениальности? Все с одинаковыми вкусами, желаниями и возможностями?

— Учитывая ваши так называемые преимущества, что происходит с извечным желанием человека увековечить свои черты в своих детях? Как насчет его врожденного стремления к увековечиванию после того, как он перестает ходить среди живых?

— Вместо обладателя души, по вашему утверждению, человек становится полностью затухающим импульсом в эфире. Попробуйте сказать это людям и посмотрите, возобладает ли разум или инстинкт!

— На свой страх и риск попытайтесь вбить им в голову свой план «Братства людей» так, как вы предлагаете.

— О, да! Просто попробуй!

Но Доктор только рассмеялся, отказываясь ввязываться в дальнейшие споры и собрался удалиться.

Чувство отвращения начинает расти

Время остановилось там, на Плато и отсутствие газет, даже календарей, оказало свое влияние на Мейсона, который быстро погрузился в рутину этого места.

Потрясенный тем, что он видел и слышал, но, тем не менее, очарованный каждым шагом вперед в чудовищной работе, он нерешительно заговорил о своем уходе, только чтобы согласиться с циничным предложением Доктора продержаться.

То, чему он стал свидетелем в первые несколько часов после своего прибытия, вызвало в нем более глубокое отвращение, чем он считал себя способным чувствовать. Общительный по характеру, терпимый к слабостям и недостаткам рода человеческого и даже снисходительный к некоторым из них лично, Мейсон привел в действие свои лучшие аргументы, чтобы отвратить доктора Сантурна от исполнения того, что он в конце концов назвал «Адскими желаниями».

Биолог позволил себе еще один из своих легких смешков над этим, но если бы он объявил о своем намерении во весь голос, это не могло бы тверже убедить Мейсона, что многословное вмешательство было бесполезным.

Впервые археолог осознал двойственность своей собственной природы. Обычно предельно откровенный, чувствующий себя более комфортно в роли дающего, чем просителя, он осознал, что, если понадобится, пойдет окольными и хитрыми путями, чтобы обойти Доктора. Он больше не сомневался в способности человека создавать по своему желанию множество разновидностей организмов.

Подопечных Джонсена с каждым днем становилось все больше, и все плохое, что когда-то было оживлено в лабораториях на Плато, ревниво охранялось и лелеялось,

У каждого дня было свое определенное задание, которое нужно было выполнить, согласно расписанию, составленному накануне вечером; и поскольку Мейсон проявлял явное любопытство, доктор и его сотрудники вскоре привыкли к его появлению в той или иной лаборатории. Они даже находили удовольствие в том, чтобы указывать ему нажимать на ту или иную кнопку или переключать и наблюдать за его изумлением от результатов.

Они играли с Высшей Наукой, и сомнительно, что они могли вспомнить элементарные принципы, на которых основывались их открытия, настолько они привыкли манипулировать своими суперустройствами и проводить свои сложные эксперименты.

Внешне Мейсон, по-видимому, примирился с проектами, которые, по его наблюдениям, день ото дня становились реальностью. Однако внутри его глубокая натура постепенно набирала силу.