Без пяти минут час. Профессор Монтескье и его спутники стали свидетелями самого поразительного зрелища, когда-либо зафиксированного в мировой истории. Небо теперь представляло собой один сплошной огненный шар. Из-за сильной жары и ядовитых кометных газов воздух стал удушливым. Рои красных и желтых метеоров мелькали повсюду, ударяясь о землю. Две минуты спустя профессор был ослеплен тысячью ярких полос света, и тяжелое здание задрожало, как будто подверглось жестокой бомбардировке. Внезапно почувствовалось ужасающее сотрясение. Ученых с силой швырнуло на пол. В сознании профессора Монтескье все стало красным, а затем все сменилось чернотой. Он потерял сознание.
Когда он проснулся, первое, что он заметил была забинтованная голова доктора Бове, который склонился над ним с трогательной заботой. Комната была освещена слабыми лучами мерцающей восковой свечи. Большинство мужчин все еще лежали там, куда их отбросило ударом.
– А комета? – спросил профессор, как только смог говорить.
– Земля, – торжественно ответил доктор Бове, – спасена. По воле Провидения центральное ядро кометы промахнулось мимо земной поверхности на расстояние, которое не могло превышать 300 миль. Сотрясение, которое мы почувствовали несколько мгновений назад, было вызвано осколками, выброшенными комой. Опасность теперь миновала. Несомненно, был нанесен большой ущерб, но не произошло ничего такого, что нельзя было бы исправить в течение нескольких месяцев. И вот, мой друг, – продолжил он, внезапно указывая на разбитое окно, – я надеюсь, что мы в последний раз увидим эту безумную комету.
А высоко в южных небесах висел теперь отчетливо видимый хвост быстро удаляющейся комета Билы устремленной в космос.
На несколько мгновений профессор погрузился в раздумья. Наконец он заговорил.
– Джентльмены, – тихо сказал он, – я совершил серьезную и непростительную ошибку. Это отклонение в траектории кометы полностью объясняется возмущением, вызванным прохождением орбиты Юпитера. Я не могу себе представить, как это могло быть упущено из виду в моих расчетах, но я приношу и вам, и всему миру свои самые смиренные извинения. И подумать только, сколько страданий и паники я мог бы предотвратить, если бы только предвидел это. Но пусть вся вина и позор будут моими.
– Но, мой дорогой Монтескье, – нетерпеливо перебил президент, – что это за безумие? Разве вы не понимаете, что ваше предсказание по праву дало вам право считаться выдающимся математиком мира? Подумайте о славе, которую это принесет Франции. Альфонс Монтескье, французский Ньютон! Новая математика произведет революцию в мире!
– Нет, – серьезно ответил профессор, – я потерпел неудачу. Хотя я радуюсь спасению человечества, я не могу вернуться в мир. Мир скоро все забудет, и в ответ на постигший его ужас он потребует реванша. Скоро меня высмеют и, возможно, даже обвинят в том, что именно я вызвал панику своими ложными предсказаниями. Нет, друзья мои, я не могу вернуться. Я намерен оставаться там, где я есть. Вы были правы, поместив меня сюда, и я останусь.
И профессор сдержал свое слово.
КОНЕЦ
ОТСТУПЛЕНИЕ НА МАРС
Сесил Б. Уайт
ГЛАВА I
Солнце опустилось за западные холмы, оставив за собой великолепную массу красок. Я стоял там, пока сумеречная арка поднималась с востока, наблюдая, как тени стелются по суше и морю, в то время как слабые вечерние облака над головой становились кроваво-красными под последними лучами солнца.
Много раз я наблюдал за заходом солнца и вечерними тенями, в то время как ястребы-москиты парили над головой с жалобным писком или с жужжанием опускались на свою добычу. Никогда дважды одна и та же картина не удерживала меня, пока вдали не появились городские огни и мигающие огни береговых стражей не пронзили сумерки.
Когда я отвернулся, чтобы приступить к своей ночной работе, хруст шагов по гравийной дорожке нарушил вечернюю тишину. Подошел пожилой бородатый мужчина. Он поднимался по тропе, и я не заметил его, пока он не оказался почти рядом со мной.
Посетители моей маленькой обсерватории не редкость. Немногим, тем, кто проявляет интерес больший, чем любопытство, разрешается пользоваться прибором в тех редких случаях, когда он не занят фотографической или спектрографической работой.
– Мистер Арнольд? – спросил мой посетитель, когда он приблизился. – Я надеюсь, что я не навязываюсь. Я пытался дозвониться до вас сегодня, но безуспешно, и, поскольку мне сказали, что я найду вас здесь, я взял на себя смелость прийти повидаться с вами.
– Я как раз собираюсь открыться на ночь, – сказал я, – и если вы не возражаете, то я продолжу свою работу…
– Вовсе нет, вовсе нет, – ответил он, – я могу с таким же успехом поговорить с вами – то есть, если я не буду вам мешать?
Убедившись, что он не побеспокоит меня, он последовал за мной в обсерваторию и наблюдал, как я открываю ставни, закрывающие отверстие купола.
Сделав это и установив круг правого восхождения, я направил телескоп на первую звезду моей вечерней программы.