Сбывшееся желание

– Просто это очень личное, ба! – раскраснелась Ксюша. – Ты же мне тоже про своего Мишу не рассказывала…

– Это ведь еще до твоего дедушки Вити было, – теперь уже смутилась Аполлинария. – Кстати, ты почему еще не одета? – Она критически оглядела внучку с ног до головы.

– Я одета, – промямлила Ксюша. После вчерашней встречи с Владом в ювелирном она даже не стала наряжаться на работу, а снова влезла в джинсы и любимый серый свитер.

– Надень платье, – посоветовала Аполлинария. – То синее с воротничком, что я на Новый год подарила. Я его как раз постирала.

– Не начинай, ба! – пробурчала Ксюша. – Владу все равно, как я одета.

Аполлинария только покачала головой и убежала одеваться.

– Одолжишь мне свои угги? – донеся из коридора ее голос.

– А сапоги твои где? – удивилась Ксюша, выходя в коридор.

Аполлинария потупилась:

– Забыла вчера в гостях у Стаса.

В десять утра Аполлинария вошла в знакомый дворик и огляделась. Фроси еще не было, только из соседнего подъезда появились молодые супруги. Мужчина нес детскую коляску, женщина прижимала к груди младенца в розовом комбинезоне и шапочке со смешным помпоном. После того как младенец был уложен в коляску, муж с улыбкой наклонился к нему, поцеловал жену, прыгнул в машину и уехал на работу. Молодая мама покатила коляску к детской площадке. Это чужое семейное счастье, невольно подсмотренное ею, заворожило Аполлинарию. Она неотрывно смотрела молодой женщине вслед, думая о том, что ее собственная жизнь могла сложиться иначе. Если бы она тогда получила хоть одно Мишино письмо, она бы без раздумий сорвалась за ним в Сибирь. Они бы с Мишей поженились, у них родился бы ребенок, и они бы точно так же, как встретившаяся ей молодая пара, выходили из дома и нежно целовались на прощание… Глупо сожалеть о том, что не сбылось, осадила она себя. Она прожила насыщенную интересную жизнь, Виктор был ей добрым мужем, подарил ей чудесного сына, который, к сожалению, ушел рано, и внучку, ставшую ей утешением. И, наверное, останься она с Михаилом, все было бы так же – ссоры и примирения, горести и радости. Только никогда больше она не испытывала такого всепоглощающего, ярче миллиона солнц чувства, как тогда, с Мишей… И все эти годы ей постоянно снилась та ночь перед Рождеством, когда поезд увозил ее от Миши навсегда. Только во сне она спрыгивала с уходящего поезда на платформу к Мише, чтобы никогда с ним не расставаться.

Хлопнула подъездная дверь, и Аполлинария стремительно обернулась. Из Фросиного подъезда показались пожилые супруги – седовласые, сгорбленные временем, но пронесшие свою любовь через года. Они держались за руки и о чем-то с улыбкой переговаривались. Они с Мишей могли быть такими же, заныло сердце. Аполлинария проводила счастливую пару взглядом, помутившимся от непрошеных слез. Глядя на стариков, она вспомнила слова Карамзина, которые после смерти Виктора частенько примеряла на свои чувства к Мише: для привязанности нет срока; всегда можно любить, пока сердце живо.

Вдруг стайка голубей взметнулась ей навстречу, одна из птиц пролетела мимо, едва не задев ее крылом. Аполлинария обернулась, чтобы посмотреть, куда так торопятся голуби, и увидела на скамейке у подъезда Фросю. Старая подруга, сломавшая ей жизнь, держала в руках кулек семечек и щедро потчевала птиц, бестолково мечущихся у ее ног. А на ее плечах лежала новая шаль – подарок Аполлинарии на Новый год.

– Здравствуй, Фрося.

Подруга подняла седую голову в сползшем набок шерстяном берете, подслеповато прищурилась и улыбнулась так искренне и радостно, что из выцветших серых глаз брызнули солнечные лучики.

– Полечка! Что же ты так долго не приходила? Я по тебе соскучилась.

Эти солнечные зайчики разом ослепили Аполлинарию и выжгли из ее души все обиды.

– Садись. – Фрося подвинулась, освобождая место на скамеечке.

Судя по ее реакции, она совсем не удивилась молодому виду Аполлинарии. Похоже, ее болезнь зашла слишком далеко, стерев из памяти большую часть жизни, и Аполлинарию она помнила именно такой. А то, как Аполлинария навещала ее после Нового года и подарила шаль, совершенно забыла.

– Сапоги у тебя чудные какие. – Фрося покосилась на ее угги. – Где брала, в универсаме?

Аполлинария кивнула и присела рядом, чувствуя исходящий от подруги запах старости, лекарств и прелой шерсти.

– Фрося, ты помнишь Мишу?

– Твоего Мишку? Конечно, помню! – Фрося вытряхнула из бумажного кулька остатки семечек, смяла его и сунула в карман истертого болоньевого пальто. – Вы же с ним как ниточка с иголочкой, куда ты, туда и он… А что он натворил-то? – Она нахмурилась. – Обидел тебя чем?

Казалось, Фрося считает ее дружбу с Мишей делом текущим, а не давно канувшим в Лету.

– Он в Иркутск уехал, – подыграла ей Аполлинария. – Я к матери в деревню ездила. Вернулась – а его нету. Он мне ничего не передавал, Фрося?

Подруга призадумалась.

– Нет, кажись.

– Миленькая, вспомни хорошенько! – взмолилась она.

Фрося зашевелила седыми бровями и губами, уставившись остекленевшим взглядом прямо перед собой, словно смотрела кино из прошлой жизни, видимое ей одной.