Счастье

Эти разговоры очень напугали Мерьем. Она чувствовала себя маленькой, жалкой, беззащитной и чужой; язвительные насмешки жгли ее сердце. Впервые за ее короткую жизнь вся деревня интересовалась ею. Мерьем чувствовала невыносимый стыд оттого, что все эти пожилые люди глазели на нее, обсуждали ее. Даже деревенские собаки лаяли, словно выкрикивая: «Мерьем!», и кошки мяукали, произнося ее имя, и птицы в небе звали: «Мерьем, Мерьем!»

Они прошли мимо лавки, в которой торговали тканями, мимо вкусно пахнущей пекарни, полицейского участка, мечети.

Когда они подходили к школе, навстречу бросился сельский дурачок Джафер. Он бежал со всех ног. Рот его скосился набок, в глазах плескалась странная задумчивость. Толпа, собравшаяся вокруг, еще больше развеселилась. Джафер подошел к Мерьем, остановился и долго-долго смотрел ей в лицо. А потом начал плакать. Кто-то из деревенских мужиков бросил в Джафера камень. Все кричали: «Пошел отсюда, чокнутый Джафер! Если хочешь, давай тебя тоже отправим в Стамбул!» Джаферу было больно, и он убежал, скуля, словно побитая собака.

Потом Мерьем увидела тетушку Мюведдет с ее дочерью Нерминой и тремя другими женщинами. Она подбежала к ним, поцеловала руку тети Мюведдет и сообщила: «Я еду в Стамбул! Благословите меня». Тетя Мюведдет постояла неподвижно с минуту, потом, обняв, поцеловала ее и сказала: «Знаю, дочка. Кто же не знает-то, что ты едешь в Стамбул?! Будь счастлива. Пусть Бог помогает тебе». Мерьем хотела обнять и свою одноклассницу Нермину. Нермина посмотрела на мать, словно спрашивая у нее разрешения. Должно быть, та подала ей какой-то знак, потому что Нермина поцеловала Мерьем в обе щеки и прошептала: «До свидания». Другие женщины тоже попрощались с Мерьем. Они говорили таким голосом, каким обычно обманывают ребенка, что поездка в Стамбул – это очень радостное дело: «Это же Стамбул! Было бы плохо, хоть одна из тех девушек, что уехала, вернулась бы сюда, обратно. Судя по тому, что никто не возвращается, это очень хорошее место!» Они улыбались. Мужики, глядя на все это, покатывались со смеху.

Мерьем с самого начала смотрела, пытаясь отыскать отца в толпе собравшихся, чтобы поцеловать ему руки, попрощаться и получить его благословение, однако его в толпе не было видно. Спросить же ей не хватало смелости.

Издали сумасшедший Джафер подавал ей странные знаки и вдруг начал кричать: «Не езди, не езди!» Его прогнали, еще раз запустили вслед камнем, и за ним по пятам кинулись собаки…

После того, как целые дни Мерьем проводила в одиночестве, ее пугало внимание стольких людей. Прежде, чем покинуть деревню навсегда, она хотела увидеть одного близкого человека. Человека, которому она могла доверять, с которым желала искренне попрощаться.

Она сказала Джемалю: «Я хочу увидеть биби. Она обидится, если я не повидаюсь с ней».

Джемаль не сказал ни да, ни нет, однако направился к дому Гюлизар.

Толпа двинулась вслед за ними. На стук в ворота никто не отзывался. Мерьем очень огорчилась, подумав: «Неужели моя биби не откроет ворота, неужели она не хочет видеть меня?!» Но когда они постучали в третий раз, биби открыла. Ее лицо опухло так, словно она долго плакала, Мерьем увидела, что у нее под глазами легли темные круги. Пожилая женщина посмотрела на собравшуюся перед воротами веселящуюся толпу и прижала Мерьем к груди.

– Я ухожу, биби, – прошептала Мерьем.

– Да, детка. Я знаю.

Голос биби дрожал.

– Может, ты тоже потом приедешь?

– Приеду, детка, приеду, милая.

Тут произошло что-то странное: биби, не сумев себя сдержать, начала рыдать в голос. Она обняла Мерьем так крепко, что казалось – косточки ее вот-вот затрещат.

Слегка успокоившись, няня почему-то произнесла: «Прости меня, моя красавица».

Мерьем от этих слов сильно смутилась. Она поцеловала сухощавую руку биби и попросила:

– Благослови меня. Ты очень много для меня сделала.

Гюлизар ответила:

– Это ты прости свою старую, свою немощную биби. Я очень старалась, но сил моих не хватило…

Она вдруг повернулась и, молча прошмыгнув во двор, заперла ворота. На Джемаля биби даже не взглянула, ничего ему не сказала.

Толпа не отставала от них. Площадь, на которой останавливались три микроавтобуса и которую в селе гордо называли автовокзалом, была расположена по соседству с кладбищем. Здесь, среди этих заброшенных могил, где непонятно кто где захоронен, а летом не пройти из-за травы в рост человека, покоились мать, дедушки и бабушки Мерьем. Пока ждали посадку, Мерьем, собрав все мужество, попросила Джемаля:

– Ничего, если я схожу на могилу к маме?

Джемаль помедлил какой-то миг, однако увидев, что пассажиры уже начали садиться в автобус, велел:

– Садись в машину.

Попутчики поздоровались с Джемалем: «Ас-саляму алейкум!», а на Мерьем даже не взглянули. Автобус с шумом тронулся, оставшиеся на площади махали и кричали вслед:

– Счастливого пути!