Интернатский сарай нужно было насытить дровами. Для этого во дворе выстраивалась цепочка воспитанников, по которой расколотые поленья передавали в самое чрево. «К отопительному сезону готовы!» — рапортовали заголовки абсолютно всех газет, а люди все пилили, кололи, укладывали дрова в аккуратные поленницы, и кто-то сказал девчонкам, что если из середины поленницы вытащить полено и оно будет гладкое, без сучков, то и муж случится добрый и красивый, а если сучковатое, то вспыльчивый и злой. Девчонка одна расстроилась до слез, когда вытащила свое полено — не просто сучковатое, но еще и с бурым пятном в сердцевине, будто с червоточиной. Вот уж слез-то было. А еще комсомолка. Ты что же, Тося, бабьим россказням веришь. Мало ли что там в старину говорили, темные люди-то были, даже в оживших покойников верили. Которые в саване сидят на кладбище и глупых девиц поджидают. Ну, дурочка ты моя!
Так уговаривала девчонку Татьяна Петровна. А когда все разошлись, взяла да и сама вытянула полено. Просто так, шутки ради. Замуж она больше не собиралась, какое там! Полено ей попалось березовое, кривое. Мало того — сучковатое, так еще пуля в нем застряла крупнокалиберная, медведя уложит. Охнула невольно да и закинула это полено подальше, с глаз долой. Хотя, конечно, это был очень глупый поступок. Следовало бы его утилизировать. Попадет такое полено в печь — пуля жахнет и на месте убьет. Пошла за сарай, подобрала это кривое полено, чтобы отдать завхозу.
На Новый год Татьяна Петровна испекла ватрушку, чтобы хоть как-то отметить праздник, пригубила вина. На улице молодежь кричала и веселилась, соседские собаки сходили с ума, кто-то распевал во все горло: «Когда весна-а придет, не зна-аю...» Конечно, ей не спалось. Татьяна Петровна села писать Васе очередное длинное письмо и сама прослезилась между строк, до того душевно вышло про новый, 1968-й, который будет лучше предыдущего. Ведь так и должно быть, что год от года в нашей стране становится только лучше и лучше. На днях новые книжки завезли в сельпо, я купила для тебя Брэдбери, «Вино из одуванчиков», из интереса сама перелистала и увлеклась. Оказывается, Брэдбери не только фантастику пишет, а еще и очень интересно размышляет о самых простых вещах. О том, что вино хранит в себе прошедшее время, те события, которые случились, когда люди делали это вино. «Вино из одуванчиков. Сами эти слова — точно лето на языке. Вино из одуванчиков — пойманное и закупоренное в бутылке лето». Потрясающее открытие. Выходит, что черничное варенье, которое я сварила в прошлом августе, — это пойманное в банку лето 67-го, когда ты еще был дома. Теперь я буду смаковать это варенье буквально по ложке в день, чтобы продлить ушедшее лето. А помнишь, как на пятидесятилетие Октябрьской революции писали письма потомкам? Некоторые я помню наизусть: «Вам, живущим в XXI веке, наверное, не в новинку полеты землян на другие планеты. Вас не удивит сообщение о строительстве города где-нибудь на Венере, мы же только мысленно заглядываем в ваше настоящее. Но мы гордимся тем, что живем в эпоху покорения космоса, что мы — современники первопроходцев». А еще было одно смешное такое письмо: «Мы мечтаем о коммунизме, о том времени, когда можно есть бесплатно мороженое и ходить в кино, когда уроки за нас будут делать машины, а учителями станут терпеливые роботы». Представляешь, через пятьдесят лет такие же ребята найдут и вскроют эти капсулы и как будто бы попадут в прошлое! А ты все мечтал о машине времени. Письма — вот настоящая машина времени...
Капсулы с письмами в будущее замуровали в нише памятника Ленину на центральной площади поселка до лучших времен.
Вьюги крутили снежные завитки, заносили дороги, отрезая поселок от внешнего мира, и такая злоба слышалась в долгом завывании ветра, что хотелось, как в детстве, залезть с головой под одеяло и забыться, заснуть до самой весны.
Из-за снежных заносов дверь во двор не открывалась с утра, и тогда с трудом удавалось просочиться в щелку. Интернатских детей не отпускали гулять: играйте в спокойные игры! И они рисовали, клеили поделки, ребята постарше пропадали в столярке, а девчонки шили. Надя Мокроносова однажды сказала Татьяне Петровне, что в интернате гораздо лучше, чем в обычной школе, потому что здесь не важно, кто как одет, и это как раз важно. То есть дома ей форму покупали на вырост, вперед на три-четыре года. И сперва эта форма на ней висела мешком, а через год на локти уже приходилось ставить заплатки. Все девчонки в сентябре щеголяли новыми платьями, а Надя ходила в старье, и это было ужасно.
— Ну, милая, есть вещи и пострашнее заплаток, — ответила Татьяна Петровна и подумала, что интернат вообще — правильная вещь, приучает ребят к коллективизму. Это в семье всякое случается: пьет отец и мать поколачивает, а ребенок все это видит. Иногда до того полудикие дети в интернат поступают, что им вилка в диковинку. Пытаются сосиску подцепить на ложку. Впрочем, сосисок они тоже не видели, дома ели одну картошку и квашеную капусту. Ну, еще кильку в томате родители покупали...
11.