Рынок суррогатного материнства набирал размах в мировом масштабе. Были страны, которые откровенно демпинговали, сбивали цены, например Индия с ее бараками, заполненными беременными женщинами. Плотный ряд нар, как в концлагере, с тем отличием, что нет второго яруса. Беременным лазить тяжело, свалятся – хлопот не оберешься. Товар пропадет. Спрос был устойчивым, потому что во многих развитых странах этот бизнес запрещен – по моральным, этическим, религиозным соображениям. Суррогатное материнство выносили в страны третьего мира, как вредное производство. В Индию, в Белоруссию, в Россию. С глаз долой. Разделение труда, однако. Бедные рожают для богатых.
Главный спор по этому вопросу состоял в том, что является предметом купли-продажи. Противники суррогатного материнства говорили, что женщина продает готового ребенка, и тогда это ипостась работорговли. Адвокаты этой практики утверждали, что суррогатная мать всего лишь оказывает услугу по вынашиванию, то есть это разновидность сферы услуг, не более. Покупается не ребенок, а специфическая услуга. В России стать суррогатной матерью могут только женщины, имеющие собственных детей, чтобы было меньше соблазнов оставить в семье лишний рот. А воспользоваться этой услугой можно только при наличии справки о бесплодии. Эля, которая только и делала, что рисовала для государства липовые справки о бесплодии своей фирмы, криво усмехнулась. Любая медицинская справка стоила копейки на черном рынке.
Эля читала не для общего развития, она проводила рекогносцировку в том поле, где ей предстояло воевать. Давила в себе эмоции – сострадание, возмущение, брезгливость, страх, которые могли отклонить ее от выбранного курса. Ей нужен ребенок. Работорговля или услуга? Ей-то что. Главное, чтобы был живой и теплый, похожий на нее. Ну даже если на Виктора, то тоже ничего, все-таки не чужой человек. Чтобы мамой называл. Все остальное она сожмет в кулак, раздавит в себе, проглотит. И не подавится. Только не думать. Не думать, а действовать. А когда Эля начинала действовать, то Дунька в ней распрямляла плечи и шла на таран. Виктор называл такое ее настроение «бравурным состоянием духа».
Довольно скоро ей позвонили из клиники и пригласили на знакомство с потенциальной суррогатной матерью. Ею оказалась молодая женщина с простоватым лицом и испуганными глазами. Было что-то птичье в ее манерах. Эдакая птичка-невеличка неопределенной породы. Она сидела на стуле, как на жердочке в клетке, напряженно и испуганно. Но птица мечтает вырваться на свободу, а у этой на лице читалась стойкая обреченность, как будто для нее весь мир – одна сплошная клетка. Одета аккуратно, минимум украшений и косметики. «Понравиться хочет, продемонстрировать потенциальную надежность», – заключила Эля.
Их оставили наедине. Эля растерялась, она чувствовала себя не заказчиком, а следователем. Но это все сантименты. Не думать, только действовать.
– Почему вы решили стать суррогатной матерью? – тоном доброго следователя начала она допрос.
– Временные материальные затруднения.
Понятно, что этот вопрос ожидался и ответ женщина заготовила заранее. Но на слове «временные» произошла едва заметная заминка. Эля отметила это с удовлетворением, она любила честность: «Колдобит ее, когда врет. Эти материальные затруднения, похоже, единственная постоянная величина ее жизни». Но дальше все пошло как по писаному. Как на детском утреннике или на прямой линии с президентом – никакого экспромта. Все согласно сценарию, заранее согласованные вопросы и отрепетированные ответы.
– А как ваш муж к этому относится?
– Он поддерживает меня. Это наше общее решение.
«Зашибись!» – подумала Эля. Дунька внутри зашипела: «Убила бы».
– А можно узнать, какие материальные трудности у вас? Почему так вышло?
– Это пустяки, мы быстро их преодолеем. На моем физическом самочувствии это не сказывается. У меня хороший гемоглобин и нормальное эмоциональное состояние. Тонус мышц я поддерживаю в спортзале, – выдала женщина очередную легенду. Она даже лобик наморщила, чтобы все сказать правильно, как доктор прописал.
«Ага, вот только врать мне не надо», – подумала Эля. А Дунька добавила: «Мышцы она в зале качает. Жилы у тебя небось рвутся, когда ты пьяного мужика домой тащишь, когда парализованную мать переворачиваешь». Она таких картин у себя в деревне насмотрелась во всех ракурсах.
– А вы уверены, что сможете отдать ребенка, которого родите? Не захотите оставить себе?
– Я в своей партнерской честности уверена. Во-первых, у меня уже есть двое детей. Во-вторых, нам нужны деньги. В-третьих, врачи оказывают грамотную психологическую помощь, правильно настраивают, чтобы уберечь от эмоциональной связи с ребенком.
«То есть перед сном ты будешь говорить себе, что мой ребенок – это просто мешок, набитый костями и мясом? Вместо колыбельной будешь петь мантры равнодушия?» – беззвучно возопила Эля.
Повисла пауза. Зачем-то Эля спросила:
– А если у меня будет негритенок? Выносите? Или вам желательно русского?