Счастье ходит босиком

На следующий день Элеонора решала для себя сложную задачу. Понятно, что использовать Веру – это все равно что на рикше ездить. Есть страны, где людей в тележку вместо лошади запрягают. Самый экологически чистый транспорт. Запряг человека и поехал с ветерком – хоть в ресторан, хоть просто на обзорную экскурсию. Но если в силу гуманистических принципов отказаться от услуги рикши, то он ничего не заработает, детей не накормит. Получается, что беспринципный клиент его кормит, а интеллигент-морализатор – губит. Так и с Верой. Ей деньги нужны, а не чеховская щепетильность. Чем Вера не рикша? Рикши под пальмами живут. И Вера под пальмой, которую муж на кредит приобрел. «Сволочи», – подвела итог Дунька. И Эля с ней полностью согласилась. Суждение безадресное, обо всем и ни о чем конкретно. Точнее, ни о ком. Просто как эмоциональный итог размышлений.

Додумать эту мысль, чтобы поименно вычислить сволочей, начиная, понятное дело, с депутатов, у Эли не было времени. Предстояло встретиться с Виктором и предложить ему стать отцом в самом необременительном, чисто биологическом варианте. В конце концов, что он теряет? Час свободного времени. А что приобретает? Целого наследника. Еще не понятно, родит ли ему эта цапля Инга. У манекенщиц свои заморочки – фигура, фотосессии, показы и прочая лабуда. С пеленками это не совмещается. Пусть Инге достанется от Виктора его талант, его положение, его деньги и даже его любовь. А ей только ребенок, то есть неизмеримо большее.

Эля ясно представила скорое будущее. В выходной день она идет в зоопарк. Идет медленно, потому что рядом семенит звоночек на ножках. И так выходит, что перед вольером с цаплей они встречают Виктора. Цапля стоит на одной ноге, а у Эли на двоих с сыном целых четыре. И Виктор понимает, как он просчитался. Потому что четыре – это гораздо больше и лучше, чем одна.

Встречу бывшему мужу Эля назначила в парке, чтобы большую часть тела прикрыть одним сплошным пальто, сократив тем самым простор для критики. А стоит снять пальто, и выяснится, что рукава блузки лучше подкатать, а саму ее выпустить поверх брюк, подхватить ремнем, но только, упаси боже, не по линии талии, а сантиметров на 5–7 ниже и желательно по косой как-то. Она такими модными приговорами по горло сыта. Нет, лучше пальто и свежий воздух. Желательно, конечно, шинель до пят надеть, чтобы вывести обувь из-под огня критики, но это чревато всплеском буйной фантазии Виктора. И тогда слушать он станет вполуха, что Элю не устраивало. А вот пальто фабрики «Северянка» фантазию не будит, даже убивает. И это его главное достоинство.

Виктор пришел на встречу вовремя. Ежился от ветра в легкомысленной курточке. «Пусть ежится, разговор короче будет», – подумала Эля. А Дунька добавила: «Лишь бы не выеживался». С распахнутой улыбкой для создания благоприятного эмоционального фона Эля начала разговор. После дежурных вопросов о работе, о погоде в Суздале и в Париже, которые должны были продемонстрировать ее солидарность с его устремлениями, Эля приступила к главному.

– А кроме работы?

– Что кроме? – уточнил Виктор.

– Ну что-то же должно быть у человека кроме работы? Дети, например, – Эля вела разговор прямо по курсу, не петляя. – Ты не думал о ребенке? Я тут стала почву вентилировать, оказывается, можно…

Виктор перебил, что вообще ему не свойственно:

– Эля, вчера Инга…

– Подожди про Ингу, дай договорить, – оборвала досадливо Эля.

Она вся была в той речи, которую тщательно продумала, отрепетировала и теперь должна непременно озвучить, но не удержалась:

– А Инга мне никто, и слышать я про нее ничего не хочу. Это в вашей богемной среде все жены друг с другом дружат. Куда ни плюнь, в высокие отношения попадешь. Все переплелись, как нитки в вологодских кружевах. А у нас, взращенных на «Дунькиной радости», все проще и грубее. И честнее. Никто она мне. А может, я ее даже ненавижу. Понял? – в голосе Эли отчетливо зазвенели скандальные нотки.

– Понял, ты очень доходчиво объясняешь. Но ты особо не старайся. Я знаю тебя больше, чем ты сама себя. Причем исключительно с хорошей стороны, – как-то мягко сказал Виктор.

Он вообще был сегодня каким-то уж слишком миролюбивым, прямо как Витек когда-то. Но Элю этими штучками не сбить, у нее четкий план разговора:

– Ну так вот. Дети – это важно. И неважно, кто их родит. Нет, это, конечно, тоже важно, но не так уж и важно, – вернулась на свою колею Эля. «Что-то я «заважничала». Сбил меня все-таки со своей Ингой», – выставила она ему счет.

– Эля, мне вчера Инга сказала…

– Ну что ты за человек? Ты сказать дашь?

– А ты мне? Вчера Инга сказала… – в третий раз начал Виктор.

– Хватит про Ингу! – уже зло обрезала Эля.

Запас ее миролюбия кончился. Она тут, видишь ли, старается, как рыба об лед бьется, клиники и пабы посещает, мучается над неразрешимыми вопросами бытия. Дошла до того, что гуманизм в отношении рикш обдумывает. А он со своей Ингой заткнуться не может.

– …что она беременна, – все-таки закончил фразу Виктор.

И улыбнулся, как счастливый дурачок.

* * *