Счастье моё!

Вероятно, когда пройдет время и будет возможность дистанцироваться от тех бурных и тягостных дней, появятся правильные слова, чтоб описать всё происходившее в МХТ, все перипетии и хитросплетения… Сейчас же пока не время говорить, чтоб не обидеть, не подвести, не раздражить. Новое всегда приходит с дискомфортными ситуациями, которые надо перешагнуть, пережить, проанализировать и пойти дальше. Когда после смерти Олега Николаевича Ефремова в театр пришел Табаков, было сделано много резких действий, принято жестких решений. Ромочка мне с улыбкой рассказывал, как они с Димой Брусникиным, которых Ефремов определил в молодые режиссеры театра и выделил им маленькую комнатенку на двоих, после его ухода и назначения нового руководителя однажды натолкнулись на пакетики у двери своей комнатки, в которые спешно были сунуты все их нехитрые пожитки, находившиеся в этой каморке, а дверь в нее окончательно оказалась заперта, вставлен новенький замок, тихо, без предупреждения… У всех своя правда. Стоит ли искать истину, да и существует ли она?

Вова Машков был определен в “Табакерку” и в Колледж Табакова. Для большинства это было радостное и притягательное назначение. Вова начал лихо пересматривать существование вверенных ему организмов. Со свойственным ему бурным темпераментом, накопленными знаниями и опытом он врезался в дело, которое отныне, думаю я, станет делом его жизни и чести. На спектакль “Катерина Ильвовна” я пришла проверить, всё ли идет, как репетировалось… Вова оказался в театре и смотрел спектакль. После все участвовавшие, администрация, все службы были собраны в зале распоряжением нового художественного руководителя. Предстоял “разбор полетов” по увиденному Машковым первый раз спектаклю – так как это были первые дни, когда Вова был на посту, то репертуар отсматривался ежевечерне. Я видела, как волнуются артисты. Какой же для всех было радостью восторженные отзывы от Машкова; точные, остроумные замечания; его горящие глаза; его яркие, образные ремарки и комментарии. Как самозабвенно и восхищенно смотрели и слушали его все!

Я рада, что родные для меня театры возглавили мои товарищи, которых я ценю уже много-много лет. Рада, что можно быть рядом, и помогать, и поддерживать, и участвовать.

Эрнст и Эрнст

Хоть круг общения у нас был один, всё же мы долго не были близко знакомы, и мои первые наблюдения за Костей относились прежде всего к его изумительной программе “Матадор” на ОРТ – Общественном российском телевидении, которое потом стало Первым каналом. Блистательный журналист, безупречный, лощеный красавец, обладающий острым умом и беспроигрышным обаянием, притягивал к себе внимание и заставлял, бросив все дела, прилипать к телевизору. Потом как-то стремительно его карьера взвинтила вверх, и наблюдения переместились с одиночной программы на жизнь и деятельность главного телеканала страны, руководителем которого он стал.

В 1996 году мне пришло предложение участвовать в производстве новогоднего телевизионного шоу “Старые песни о главном” в качестве хореографа. Продюсером, автором сценария и генератором идей был Эрнст. Согласилась я моментально. Подготовка к съемкам и репетиции проходили на “Мосфильме”. В первом, самом большом и легендарном павильоне студии был выстроен город, занесенный снегом. Этот искусственный снег, купленный, как я потом узнала, у англичан, доставил нам немало неудобств и дискомфорта: он впитывался в складки одежды, просачивался в кожу, разъедал глаза, пропитывал обувь, высушивал волосы, и запах от него дурманил до тошноты. По прошествии нескольких месяцев после окончания съемок этот сладковатый химический запах преследовал меня неотступно.

С каким удовольствием, с какой легкостью и остроумием придумывались номера, какое наслаждение было сочинять вместе с Эрнстом и Джаником Файзиевым – режиссером этого проекта. Когда Костя появлялся в павильоне, всё закручивалось, убыстрялось, сверкало и фонтанировало, его возбуждающая энергия заполняла пространство и вздыбливала нашу фантазию, на него смотрели восторженно и влюбленно. Приходя домой в пять утра, после безразмерного рабочего дня, я отдраивала от себя налипший “снег” и муторный его запах и засыпала счастливая, в ожидании следующего съемочного дня.