Счастье моё!

В 1995 году, когда театру Фоменко было два года и заметность этого театра на московском культурном ландшафте была очевидной, мне позвонил некий начинающий кинорежиссер с просьбой о встрече. Узнав, что речь будет идти о художественном фильме об Ольге Спесивцевой – легендарной балерине, я немедленно согласилась. Мы встретились в актерском фойе театра “Ленком”, где тогда снимала репетиционное помещение “Независимая труппа Аллы Сигаловой”. Режиссера звали Алексей Учитель. Его протянутая для приветственного пожатия рука оказалась студенисто-бесформенной и влажной. Надо сказать, рукопожатие мне приносит достаточно четкие знания о человеке. Я всегда здороваюсь, протягивая руку, встречаясь с вытянутой ответно рукой. По рукопожатию я могу определить характер, физическую форму и некоторые другие особенности человека. Для меня это лакмусовая бумага. Чем дольше мне рассказывал свой замысел Учитель, тем яснее я понимала, что его знания истории этого периода балетного театра и персонажей, в ней задействованных, мягко говоря, поверхностны. Пока я его слушала и наблюдала за неспокойными, хаотическими движениями его рук, я уже уяснила свой отказ от предлагаемой мне работы хореографа в будущей кинокартине. Безапелляционность суждений при полном незнании меня взбесила. На роль Спесивцевой еще шли пробы и поиски актрисы. Тут я приложила всю свою волю и умение убеждать, для того чтоб Тюнина была приглашена на кастинг. Учитель сопротивлялся, размышляя, что должна быть балерина, известное имя и всё такое… Я настаивала. Сунула ему в ладонь клочок бумажки с Галиным телефоном. Через пару недель после этой встречи Галя была приглашена на пробы. В результате была утверждена на главную роль. А я благополучно отказалась от участия в этом проекте и нисколько не пожалела об этом, посмотрев готовый фильм. Но я рада, что с моей упорной подачи Галя сыграла здесь свою первую роль в кино.

Прослеживая взглядом Галин путь в театре, созданные ею потрясающие образы, я очень ясно понимаю, что реализована она процентов на 50 от той перспективы, которая рисовалась в молодые годы. Кто и что тому виной, можно только строить догадки… Но факт остается фактом: Тюнина могла, должна была сделать больше – сыграть больше ролей и в театре, и в кинематографе. Ей уже 50. Ей еще только 50. Я уверена в новых успехах и открытиях на ее пути. Я очень хочу и желаю ей этого!

Кутеповы, Рыжие. Они поступили на курс Петра Наумовича в 17 лет. Тоненькие, прозрачные, с развевающимися рыжими кудрями, они пленяли девичьей хрупкостью и хрустальностью. Моментально они стали любимицами всего института: о них говорили, за ними наблюдали. Их абсолютная органика и манкость на сцене проявились очень рано, буквально в первых же опытах существования на сценической площадке. Природа! Скоро о них заговорила театральная Москва. Рыжие волосы и бело-голубая прозрачность благодаря сестрам вошли в театральную моду, многие руководители курсов пытались повторить феномен сестер Кутеповых – принимали на обучение девочек рыжей масти, выискивали рыжеволосых сестер в надежде дублировать фоменковскую удачу. Не получилось – Кутеповы остались эксклюзивом фоменковского театра. Удивительно, что возраст не стирает их очаровывающих красок, профессиональный опыт и успехи множатся, формируя творческие биографии Ксюши и Полины.

Мадлеша. Поступить на курс Фоменко по чьей-либо протекции было невозможно. Мадлеша, дочь Расми Халидовича Джабраилова – актера Театра на Таганке, но, не будь явных способностей в этой черноглазой девочке, не случилось бы ей учиться у Петра Наумовича. Хоть практика принимать детей известных актеров в театральные вузы существует, и трудно сказать: если на приемные испытания в Школу-студию МХАТ приходит, например, дочь известнейшего актера, не обладающая явными сценическими способностями, надо ли из уважения к известному актеру брать на обучение его чадо, или было бы правильным не морочить голову ни родителям, ни их отпрыску. Тут для меня нет ответа. Мадлеша трудилась как пчелка, я не забываю ее остреньких, быстрых глаз, ее готовности преодолевать. У меня к этой девочке какие-то особенно нежные чувства, может потому, что она всегда была такой маленькой и испуганной. Ее профессиональная судьба пестрит интересными ролями и в театре, и в кино. Встречаю я Мадлешу редко, так же редко, как и других девочек этого курса, но встретив, всегда теплота нежности разливается в моем сердце, хочется обнять ее, приласкать. Эти четыре девочки, воспитанницы Петра Наумовича, были притягательным магнитом фоменковского курса, и хоть рядом с ними учились способные юноши, ставшие впоследствии основой, костяком театра Фоменко, всё же девочки были главной ценностью этого студенческого коллектива.