Задолго до того, как благодаря фрейдовскому психоанализу люди стали относиться к примитивным, бессознательным стремлениям как к естественным, а не предосудительным, и до того, как психиатр из штата Огайо Хью Миссилдайн в книге «Ребенок из прошлого внутри вас» (Your Inner Child of the Past, 1963) призвал нас всех этого внутреннего ребенка принять, Аристотель доказывал, что счастье несовместимо с самоуничижением. Тот, кто не уважает себя и не верит в собственную основополагающую порядочность, не способен проникнуться добрыми чувствами даже к самому себе, не говоря уже о других. Насквозь порочный или преступный тип ненавидит не только окружающих, но и себя, и Аристотель добирается до глубинных причин этого неприятия. В отличие от большинства религий и других этических концепций, аристотелевская этика на удивление снисходительна к безнравственным людям, поскольку Аристотелю они кажутся глубоко несчастными. Безнравственного человека всегда раздирают противоречия. Он поступает так, как ему приятнее, но на каком-то уровне сознает, что погоня за удовольствием ради удовольствия к счастью не приводит. Точно в таком же раздоре с собой находятся те, кто понимает, как поступить правильно, однако не делают этого из «лени или трусости».
При дворе македонского царя, безжалостного Филиппа II, Аристотель успел насмотреться на мучения его жен, наложниц и приспешников, вечно интригующих друг против друга и грызущихся за место поближе к трону. Он видел преступников, которые, отняв немало чужих жизней, в конце концов сводили счеты со своей. Наблюдал, как «порочные ищут, с кем вместе провести время, поскольку наедине с собою они вспоминают много отвратительного в прошлом и в будущем ожидают того же, но с другими людьми они забываются». Подлецы, не выносящие собственного общества, «не делят с самими собою ни радости, ни горя, потому что в их душе разлад». Их словно разрывает на части. Наслаждение результатом исполненной прихоти мимолетно, а «вскоре после человек все-таки страдает от того, что получил удовольствие, и хотел бы, чтобы этого удовольствия у него не было». Лев Толстой, хорошо знавший древнегреческую литературу и философию, рассуждает совсем по-аристотелевски, когда пишет в «Анне Карениной» (1877), что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Аристотель утверждал, что «благо просто, дурное же многолико; и тот, кто благ, всегда подобен сам себе и не переменяет нрава, плохой же человек и неблагоразумный сам на себя не похож с утра до вечера». Никто и никогда не анализировал лучше него многообразие психологических терзаний, на которые обрекает себя порочный человек из-за собственной непоследовательности.
Аристотель родился в зажиточной и, судя по всему, любящей семье, в свободном самоуправляемом полисе, в прекраснейшем краю между морем и лесистыми горами. Я думаю, что идеей счастья как последовательной деятельности на благо общества Аристотель во многом обязан своим детским впечатлениям. Преданным сыном родного города он оставался и в зрелом возрасте. В 348 г. до н. э. Филипп Македонский завоевал Стагиру, разрушил часть зданий и поработил всех уцелевших жителей, но затем, вняв мольбам Аристотеля, согласился восстановить разрушенное и вернуть жителям свободу. В центре города сохранились остатки крытой мраморной колоннады с длинной скамьей, где собирались обсуждать государственные дела свободные жители самоуправляемой Стагиры – в том числе и отец Аристотеля.
Я соглашусь с философом, что ребенок не может быть счастливым в полном смысле слова, поскольку еще не набрал достаточного жизненного опыта и слишком падок на немедленное вознаграждение, поэтому не способен мыслить с прицелом на будущее. По этой же причине я сочувствую подросткам – к финансовой и эмоциональной нестабильности у них добавляется больший простор для случайных несчастий, чем у человека зрелого или пожилого. Единственный совет – быть верным себе и сохранять постоянство, чтобы психика не была «подобна хамелеону или шаткой постройке», как образно выражается Аристотель.