Счастье Раду Красивого

   - Не возьмут, - спокойно и уверенно ответил я, поэтому Рица заулыбалась, а затем со всех ног побежала вон: - Слышали? Отец говорит, что нам бояться нечего.

  

   Эти слова она явно обращала к своим младшим братьям - Мирче и Владу, которые тут же появились в комнате вместе с ней:

   - Отец, а молдаване точно не возьмут город? - почти хором спросили они.

   - Нет, не возьмут, - снова сказал я.

  

   Правда, когда я направился к себе в покои, уверенность почему-то начала покидать меня. Я спрашивал себя, правду ли сказал жене и детям. А может, я солгал?

  

   Как бы там ни было, мне следовало дать своим слугам распоряжение готовиться к отъезду. Завтра на рассвете я собирался выехать из Букурешть, чтобы к середине дня уже быть в Джурджу, а оттуда отправиться в Никопол или в другую крепость - в зависимости от того, где сейчас находился никополский бей, который всё время переезжал с места на место, следя за порядком во вверенной ему приграничной области.

  

   Уже войдя в свои комнаты, я услышал откуда-то из-за спины:

   - Господин...

  

   Это произнёс знакомый голос. Я ожидал его услышать, потому что со вчера, вернувшись в столицу, почти не уделил его обладателю внимания.

  

   - Господин, - повторил Милко, заходя вперёд и глядя мне в глаза.

  

   Я вдруг почему-то подумал, как же хорошо, что он больше не носит чёрное, и что кафтан из бледно-синей ткани, который сейчас на нём, ему очень к лицу. А ведь юноша надевал эту новую одежду без всякой мысли понравиться мне. Он вообще сейчас думал о другом.

  

   Очевидно, ещё мгновение назад Милко хотел спросить: "Всё очень плохо?" - а теперь, увидев выражение моего лица, чуть приободрился: - Господин, ведь молдаване не возьмут город?

   - Не знаю. Не должны, - ответил я, и это было гораздо честнее, чем то, что я сказал жене и детям.

   - Господин, - снова повторил он и обнял меня, потому что ему было страшно.

  

   В дверях показался один из греков-челядинцев, но я едва уловимым взмахом руки велел этому греку удалиться.

  

   - Прости меня, Милко, - вырвалось у меня.

   - За что, господин? - удивился тот и, разомкнув объятия, снова посмотрел мне в глаза.

   - За то, что я так слаб и не могу защитить людей, которые мне дороги.

   - Слаб? - переспросил юноша, а затем уверенно произнёс: - Господин, ты не слаб. Ты просто не уверен в себе, но это пройдёт. А так ты сильный.

   - Сильный? - я в свою очередь удивился и посмотрел с сомнением.

   - Да, - Милко, положив руки мне на плечи, несколько раз кивнул. - Как ты можешь быть слабым, если научил быть сильным меня?

   - Тебя? Сильным? - мне по-прежнему казалось непонятным, потому что я всегда считал и продолжал считать, что такого юношу как Милко всякий может обидеть.

  

   Юный писарь улыбнулся, и его лицо светилось счастьем. От прежнего страха не осталось и следа:

   - Раньше мне казалось, что, как бы я ни старался, мне не изменить свою судьбу, и она никогда не будет такой, как мне хотелось бы. Но ты... ты заставил меня думать по-иному. Теперь я знаю, что могу изменить свою судьбу, если буду упорен и терпелив. Я получил то, к чему стремился. Но у меня не было бы того, что есть теперь, если бы я только сидел и горевал о том, чего лишён. Я совершал поступки, и они помогли мне добиться того, чего я желал. Значит, я сильный, раз властен над своей судьбой.

  

   Разумеется, мне было понятно, чего он желал и чего добился, поэтому я улыбнулся и ответил:

   - Да, ты сильный.

   - А ты - тем более, - подхватил Милко. - Ведь это ты меня учил быть терпеливым и стремиться к цели.

  

   Я сам крепко обнял его, и мне захотелось сказать: "Я люблю тебя. Люблю за то, что ты такой слабый и одновременно такой сильный. Я могу заботиться о тебе как о более слабом и потому чувствовать себя сильным, но когда мне самому нужна опора, ты даёшь мне это". Мне хотелось признаться, но затем пришло сомнение, поймёт ли Милко с первого раза. А если поймёт превратно и обидится? Придётся долго объяснять, а на это сейчас совсем не было времени.

  

   * * *

  

   К никополскому бею следовало ехать с подарком. Даже если при этом везёшь ему ещё и деньги, чтобы нанять воинов.

  

   Можно было подарить красивую золотую посуду, небольшой бочонок хорошего вина или что-то иное, но выбирать сейчас следовало лишь из того, что есть у меня в комнатах или лежит в дворцовых подвалах. Достать другое не хватило бы времени, так что выбор казался не велик, и я как раз обсуждал это со своими слугами-греками, как вдруг выяснилось, что времени ещё меньше. В покои вошёл один из дворцовых стражей и сказал:

   - Государь, твой слуга Стойка очень просит тебя прийти. Молдаване подступили к стенам города.

   - Что? - я ушам не поверил. - Как они успели за два с половиной дня дойти сюда?

   - Не знаю, государь, - ответил стражник. - А вот Стойка знает.