Счастье Раду Красивого

   Теперь никто бы не сказал, что я выгляжу моложе своего возраста. Раду Красивый стал выглядеть даже старше своих тридцати шести, потому что беззаботная жизнь кончилась.

  

   Я поднял голову и увидел, что грек-челядинец (один из двух, которых я взял с собой из Букурешть) понимающе смотрит.

  

   Мне не удалось удержаться от вопросов:

   - Твой господин постарел, да? Да?

   - Ничего, - ободрительно произнёс тот. - Закончится поход, тогда появится время выспаться, и свежесть лица вернётся. А вот это можно поправить прямо сейчас...

  

   Он осторожно потянулся к моему лицу, прикрыл мне пальцами левый глаз и, что-то ухватив, дёрнул. Я не препятствовал, потому что привык доверять другим людям заботу о моей внешности, но слуга дёрнул как-то очень больно.

  

   - Что ты делаешь? - недовольно произнёс я.

   - Теперь их нет, всё хорошо, - ответил он и показал мне на вытянутом пальце две седые ресницы.

   - А седые волосы есть? - вырвалось у меня.

   - Есть несколько, - невозмутимо ответил слуга. - Но если мы поедем к султану, я удалю их тоже.

  

   "Напрасные ухищрения, - будто произнёс кто-то у меня в голове. - Твоя власть над султаном кончилась. Совсем кончилась. Теперь, если попросишь его о помощи, то он согласится помочь тебе только из жалости, по старой памяти".

  

   Эта осень сдувала с меня последние следы моей юной красоты, как ветер сдувает с дерева последние листья, но дереву лучше, потому что весной оно снова зеленеет и как будто помолодеет, а человек на такое не способен.

  

   "Значит, я могу по-настоящему рассчитывать лишь на себя и на золото в своих сундуках", - думалось мне, поэтому следовало приложить все силы, чтобы дать отпор молдаванам. Следовало сделать всё, что в силах человеческих и не успокаиваться ни на минуту.

  

   Я мог бы похвалить себя, потому что вёл к Букурешть большее число воинов, чем рассчитывал. Я обещал Стойке и другим боярам привести десять тысяч, а вёл тринадцать, но теперь мне всё равно казалось мало.

  

   Пешие воины продвигались по дороге довольно медленно, поэтому я, сопровождая их, также успевал объехать все окрестные деревни и призывал жителей на войну.

  

   - Молдаване осадили нашу столицу. Помогите её отстоять, - говорил я, и меня слушались. Охотно. И это казалось так странно, ведь одиннадцать лет назад, когда в эту страну пришёл юный и красивый Раду, его никто здесь не любил, и никто не хотел слушаться, а теперь крестьяне видели перед собой уже не юного, постаревшего Раду, но, услышав его слова, вооружались, кто чем мог, и шли вслед, чтобы примкнуть к войску.

  

   Так я собрал ещё шесть тысяч, но и этого мне казалось мало.

  

   * * *

  

   Я выполнил всё, что обещал, и даже больше. Обещал привести подмогу через пять дней и привёл, и это вселяло в меня уверенность, что Букурешть не будет взят, но в полдень пятого дня, когда до города уже оставалось совсем не много, впереди на горизонте показались клубы чёрного дыма, поднимавшегося в серое небо.

  

   Я вздрогнул, а затем привстал на стременах, чтобы разглядеть дым. В сердце появилось очень нехорошее предчувствие, но прежде, чем оно успело оформиться в мысль, я опустился в седло и сказал себе: "Это ничего не значит. Не значит, что город взят. Возможно, люди Штефана подожгли пригород. Или это сделали сами обороняющиеся, когда молдаване попробовали подступиться к стенам. Этот дым ничего не значит".

  

   Я повторил себе это множество раз. И ещё - что Бог не мог быть настолько немилосерден и отобрать у меня сразу всех любимых мною людей. Ведь все они остались в Букурешть! Все! Значит, этот город не мог быть взят молдаванами. Не мог. А если Бог допустил это, зачем же помог мне собрать подмогу и выполнить все мои обещания? "Нет, Он не мог допустить. Не мог", - мысленно твердил я, следуя впереди войска, которое мне хотелось бросить, чтобы мчаться вперёд и выяснить, что случилось.

  

   Разумеется, к Букурешть отправилась разведка - конный турецкий отряд, - которая вскоре вернулась с докладом. Я выслушал его, сидя в седле, окружённый пешими турецкими начальниками низкого ранга, которые помогали мне управляться с нанятым войском.

  

   Разведчики сообщили, что действительно горит пригород. А ещё они сказали, что восточные ворота у города открыты, но нам не войти, потому что неподалёку в поле возле леса стоит молдавское войско.

  

   - У них много коней, - доложил начальник разведывательного отряда.

   - Значит, это та самая конница, которая была здесь несколько дней назад, - ответил я, - а пехота молдаван ещё не подошла.

   - Мы также видели возы, - продолжал рассказывать турок. - Очень много возов. Мы думаем, они нагружены добычей.

   - Это не обязательно означает, что город был взят, - ответил я, будто продолжая убеждать самого себя, что Бог не мог позволить молдаванам разом взять в плен всех людей, которые мне дороги. - Вероятно, горожане откупились от осаждавших. На возах может быть не добыча, а откуп.

  

   Турок смотрел на меня выжидательно. В его взгляде отразился вопрос: "Так битва состоится или нет?"