Счастье Раду Красивого

   Меж тем "река" молдаван буквально вдавила меня в турецкую толпу, охотно принявшую "своего начальника Раду-бея", как и полусотню турецких всадников, ещё способных сражаться.

  

   Я вдруг понял, что если исчезнет то, что служит плотиной где-то там, дальше по течению, то вот эти самые всадники, которые сейчас движутся мимо, повернутся и навалятся на турецкую толпу, и она не выдержит.

  

   Собрав остатки конницы, я ринулся в сторону леса:

   - Ударим врага в лоб! - но когда я уже подъезжал к тылу своего войска, из леса выбежал человек и, размахивая руками, кинулся мне наперерез.

  

   Я даже не сообразил, что бегущий хоть и препоясан мечом, но меч находится в ножнах, то есть на меня не собираются нападать. Вот почему моя рука с мечом, с начала битвы уже успевшая нанести немало ударов, готовилась нанести ещё один, если бегущий попытается ухватить меня за ногу или повиснуть у меня на стремени.

  

   Для меня существовала только одна цель:

   - Не дадим врагу прорваться!

  

   И вдруг я услышал отчаянный крик:

   - Государь! Государь, куда ты!? Это же я! Государь!

  

   Мелькнуло знакомое лицо с чёрными усами. Человек опустил руки, как видно уже не надеясь меня догнать.

  

   Я повернул коня и перевёл его с галопа в шаг:

   - Стойка? Ты?

  

   Турецкие конники, ехавшие за мной, также остановились, а человек, чьё лицо показалось знакомым, снова побежал ко мне и, тяжело дыша, ухватился за моё стремя:

   - Да, государь.

   - Что ты здесь делаешь? - спросил я, но тут же понял: есть вопросы более важные. - Нет, погоди. Скажи: город взят?

   - Увы, государь. Взят.

   - Но как же так случилось? Ты обещал, что продержишься пять дней! - гневно закричал я.

   - Я и сам думал, что продержусь, - Стойка склонил голову. - Государь, когда ты уехал, на следующее утро явился Штефан, а с ним ещё конница. Много. Было четыре тысячи, а с ним пришло ещё пять. И Штефан начал штурм. Сделал таран и начал ломиться в восточные ворота. И ничто не могло его остановить: ни стрелы, ни горящая смола, ни пушки. От всего этого пригород загорелся, а Штефану хоть бы что. Ворота он таки проломил, а затем вся конница хлынула в город, захватили дворец. Жену твою захватили, дочь... - рассказчик на мгновение запнулся, - но твоих сыновей я сберёг. Мы перелезли через дворцовую стену там, где она выходит к реке. И слуги-греки твои с нами. Перелезли, сели в рыбацкие лодки и уплыли, а затем скрылись в лесу. Коней у нас не было, поэтому мы решили дождаться, когда ты вернёшься и подойдёшь к городу.

   - Значит, мои сыновья с тобой? - спросил я уже спокойнее.

   - Да, - сказал Стойка. - А сейчас твои слуги-греки за ними присматривают.

   - Хорошо. Береги моих сыновей, а мне надо закончить битву, - сказал я.

  

   Стойка посмотрел на меня как на безумца:

   - Государь, ты разве не слышал, что я тебе сказал? Там девять тысяч отборной конницы! Она хоть и была потрёпана, когда брали город, но Штефан за минувшие три дня привёл её в порядок. Девять тысяч конницы, государь! А у тебя сколько людей? Двенадцать тысяч?

   - Девятнадцать! Было. Когда начинал битву.

   - Пехоты? - с грустью спросил Стойка и продолжал смотреть как на безумца: - Государь, всё равно этого мало. Ты не выстоишь против такой силы. Эх, если б я успел предупредить тебя раньше!

   - Но ты же сам говорил, что победа над молдаванами возможна, пока не подошли их пешие полки! - воскликнул я. - А теперь говоришь, как трус! Что с тобой стало!?

   - Государь, - Стойка снова склонил голову, - когда я говорил тебе про победу, то не думал, что к тем четырём тысячам может добавиться ещё пять. Я думал, что придёт ещё две. Ну, три. Это семь. Как-нибудь одолеем, думал. Но девять... нет, государь. Не губи себя, - он отпустил стремя и резким внезапным движением вцепился в повод моего коня. - Если тебя убьют или пленят, что я твоим сыновьям скажу? Я обещал им, что приведу тебя.

   - А как же мои жена и дочь? - спросил я. - Мне их бросить? Они ведь там, где возы, к которым Штефан меня не подпускает? Верно?

   - Думаю, да, - сказал Стойка. - Но, может, он их отдал Басарабу Старому, который сейчас в городе, в твоём дворце, твою корону примеряет... Государь, даже если чудо случится, и молдаване тебя не разобьют, ты их конницу тоже не рассеешь. Возы не отобьёшь. И город не вернуть. Так что придётся за твою супругу и дочь платить выкуп. Как ни крути, а придётся. А если ты погибнешь или в плен попадёшь, кто же об этом договариваться станет? Кто, если не ты?

  

   Ответить я не успел, потому что турецкие всадники, которые до этого стояли и терпеливо ждали, чем закончится моя беседа с боярином, вдруг пронеслись куда-то мимо в сторону леса.

  

   Я оглянулся и взвыл от досады. Дело было проиграно. Прямо на меня мчалась молдавская конница, которая прорвала последнюю преграду, состоявшую из румынского шеститысячного ополчения. Вернее, она неслась не на меня, а вслед моим воинам - и туркам, и румынам, бежавшим прочь.

  

   Стойка выпустил повод и одним махом вскочил на круп моего коня. В его голосе слышалось не столько беспокойство, сколько удовлетворение: