Читаем Счастье в безумии (СИ) полностью

Нет, я могу ещё...




Фамусова:




Но можете, надеюсь, и закончить.




(ко всем)




Друзья, кто опровергнет это всё?




Но только чтоб из нужных зренья точек,




А также постарайтесь покороче.




Держите курс на лаконизм Басё.




Ольга:




(Молчалину)




Кто был Басё?




Молчалин:




(Ольге)




Японский...




Ольга:




(Молчалину)




Знаю, лётчик!




Молчалин:




(Ольге)




Нет, он был лётчиком не очень.




На самом деле...




Ольга:




(Молчалину)




Ладно, всё!




Мы уточнения не хочем.




Фамусова:




Друзья,т так будет опровергнут Чацкий?




Грант:




(Фамусовой)




Сударыня, мне можно попытаться




Всё это опровергнуть в один мах?




Хотел бы я тогда на то сослаться,




Что субъективным был идеалистом Мах,




А это не могло не отражаться




На прежних, да и нынешних умах,




Которые на свой и риск и страх




Дерзают на сей счёт распространяться.




И в эту демагогию пускаться




Он почему-то смеет впопыхах




Путём спекулятивных спекуляций...




Чацкий:




Тебе отвечу...




Грант:




Нет, я не закончил.




Чацкий:




Но всё равно отвечу я тебе!




Фамусова:




(Чацкому)




Да прекратите! Вашей болтовне,




Что раздавалась соловья не звонче,




Никто ведь не мешал.




Чацкий:




(кричит)




...Не надо мне!..




Фамусова:




Попробуйте ещё погромче.




Чацкий:




Спасибо, счас.




(кричит громче)




Так я ведь не!..




Грант:




(ещё громче)




Но вы же мне не дали кончить!




Чацкий:




(ещё громче)




Вы высказали всё вполне!




А дальше выражаться хватит,




Поскольку опровергну счас




Тебя (ну, если хочешь, "вас").




Не для того ж за меня платят




По договору, чтоб весь час




В салоне сём великосветском




Я слушал этот глупый сказ




В сознаньи порождённый детском.




Фамусова:




Я вижу, прав был Подгорецкий,




Что с вами приключился сказ,




А то уж больно сильно дерзки,




Уж промолчу о том, что мерзки!




В наш круг за деньги проберясь,




Должны вы были тихо, по-советски




Сидеть в углу, со всеми согласясь.




Явление 3.




Всё те же: на сей раз даже не пропадали, но будто вновь появились.




Чацкий:




Пока что делом самым первым




Я должен сразу опровергнуть




Опровержение меня.




Кто это делал, тот, наверно,




Материальнее, чем я,




А, стало быть, душа моя




Куда умней и пятимерней...




Фамусова:




(в сторону)




О, как мне действует на нервы




Тварь бескультурная сия!




Примак:




(возникая из угла зала, приближается к Чацкому, в руке держит бумажку)




Во всех звучавших ваших мыслях




Глубокого не видно смысла.




Всех его поисков я вместо




На ваш доклад составил список




И в этом списке так вас высек,




Что больше не найдёшь живого места,




Как на смутьянах опосля ареста.




Чацкий:




(рассматривая бумажку)




Но тут у вас, однако, каша.




Здесь всё какие-то куски.




Примак:




Но это точка зренья ваша.




Чацкий:




А ты не мог бы её краше




Изобразить?




Примак:




С какой тоски?




Ведь делать краше - дело ваше.




Чацкий:




Не надо пудрить мне мозги.




Я всё сказал так здорово - аж страшно!




Примак:




Но только там не видно зги.




Чацкий:




То вам не видно. Ты смоги




Понять, что мыслишь ты неважно.




Нет у тебя к познаньям жажды:




Ты пятимерность хоть возьми...




Примак:




Уверен я, вам скажет каждый,




Услышав ваши бредни хоть однажды:




Они не пятимерны, а плоски!




Чацкий:




Отвечу я: ну и дурак же этот каждый!




Явление 4.




Всё те же: и те же.







Фамусова:




Ну что ж, нам, вроде бы, всё ясно,




И было б продолжать напрасно,




Поскольку глупо продолжать.




Чацкий:




Вы мне хотите рот зажать?




Мои идеи вам опасны?




Ольга:




Придурком надо быть ужасным,




Чтобы опасным счас себя воображать.




А впрочем, если он заразный...




Фамусова:




Заразный он, ни дать, ни взять!




Не надо было в общество пускать.




Как жаль, что злато столь над нами властно!




Так каждый дворник влезет в нашу касту,




Скопив подачки наши лет за двадцать пять.




Чацкий:




Я понял, что опасен вам!




Не возражайте, вижу я по лицам.




Фамусова:




Строжайше б запретила этим господам




На выстрел подъезжать к столицам!




Чацкий:




За что?




Фамусова:




Да вот за то, что каждый хам




Способен здесь без преклоненья появиться,




Не слушаясь морали и приличий,




Вести себя столь вызывающе, и нам




Мешая здесь спокойно веселиться,




К своим вниманья требуя речам...




Чацкий:




Насчёт речей могу оговориться:




Конечно же, не всякий их поймёт...




Фамусова:




(в сторону)




Да он меня не признаёт!




Чацкий:




И всё ж не стоит раньше времени топиться.




Зачем же в омут торопиться...




Фамусова:




Извольте выйти вон, сказать должна!




Чацкий:




Но я же не успел наговориться!




Ольга:




Там будет комната, прислугою полна.




В ней выслкшают вас без жалобы на лицах.




(Чацкий уходит)




Фамусова:




Прислуга... Не прибьёт его она?




Ну что ж, тому так быть, как говорится...




Подайте ж бокалы, поручик Грушницкий,




Корнет Обидовский, налейте вина...




Действие 4.




Помещение для прислуги.




Явление 1.




Присутствуют: Ира (горничная Ольги) спит на стуле, Кушнир (слуга кН.Андрея) стоит рядом.




Потом входит Чацкий.




Ира:




Перейти на страницу:

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное