Счастье в декларацию не вносим (СИ)

– Благодарю, я не мёрзну, – признался «безопасник», видимо, забывший, что нервничающий вампир – это не самое спокойное соседство. – Кашу не ем и сапоги привык чистить сам. Госпожа Данери, вы полностью осознаёте своё положение? Подозрения с вас до сих пор не сняты. Доказать, что не оказывали Прату добровольной помощи, вы не сумели. Артефакт не найден. Зато дело о террористической атаке купидонами таможенного поста только завели. И приказ на ваш домашний арест не отменён. А вопрос, не отозвать ли вашу лицензию, до сих пор открыт.

– Это, кажется, называется вербовкой?

Эль, додумавшись пристроить чашку на подоконник, всё-таки скрестила руки и даже, вроде бы тоже прищурилась.

– Пока это называется привлечением добровольных помощников.

– Выход найдёте сами или вам помочь? Как в прошлый раз?

– Как в прошлый раз уже не получится.

– Готова поспорить на десятку.

– Вы настолько богаты?

– Я настолько уверена в собственных силах.

– Я бы сказал, чересчур самоуверенны.

– Возможно, но это лучше, чем быть тупым наглым солдафоном.

– Вероятно, вам лучше знать. Я не знаком ни с одним солдафоном. Тем более, наглым.

– То есть против тупости вы ничего не имеете?

– Имею. Она меня раздражает. Особенно у чересчур самоуверенных особ.

– А вы сколько языков знаете? – эдаким невинным голоском «я хорошая девочка» выдала Аниэра.

– Какое это имеет значение? – не сразу, но всё-таки ответил сеидхе.

При этом он почему-то по-прежнему смотрел на Эль.

– Просто к слову пришлось, – протянула вампирша.

«Безопасник» встал, так и не удостоив Аниэру даже взглядом.

– Вы отказываетесь? – уточнил.

– Да, – кивнула таможенница, невесть зачем тоже вставая. – Я не собираюсь участвовать в ваших сомнительных затеях.

– Это безопасность Рагоса вы считаете «сомнительной затеей»?

– Я в спасительницы мира не гожусь!

– Нисколько не сомневаюсь. Пожалуй…

– А стихи вы любите? – снова встряла техник.

Сеидхе опять помолчал, нервно дёрнув ухом.

– Нет, я не люблю стихов, – отчеканил, наконец. – Не пою баллад, не танцую, а на цветы у меня аллергия.

– Даже на кактусы? – живо заинтересовалась вампирша.

– На них особенно. Это всё, что вас интересует?

– Меня это вообще не интересует, – возмутилась Эль.

– Вот и прекрасно, – подытожил «чёрный», подтягивая широкий раструб толстой перчатки. – Ещё увидимся, госпожа Данери.

– К сожалению, скорее всего, – согласилась таможенница, очень надеясь, что её голос звучит не менее холодно, чем у «безопасника».

В зале «приёмника» что-то грохнуло. Истошно, будто ему хвост прищемили, взвыл Рернег, кто-то басом помянул слишком легкомысленное поведение демонических предков.

Кажется, гномы и секретарь всё-таки пришли к согласию по вопросу, на ком сначала стоит испробовать топоры. И приступили к делу.

***

Вечер только начинался, вечеринка тоже, основные развлекательные силы ещё не подтянулись, а оборотней Эль было уже жалко. Но ведь есть что-то глубинно несправедливое, когда большие и страшные вдруг становятся потерянными и несчастными, пусть в размерах они и не уменьшаются. Стоят вот такие все из себя лохматые, в коже, цепях и клёпках, мышцами поигрывают – не красуясь, скорее, по привычке, а, может, чтобы уверенность обрести. Держат в мозолистых лапищах узенькие тонкостенные бокальчики с чем-то радужно переливающимся и не знают бедолаги, что с этой красотой делать.

Один решился, вытащил из фужера бумажный зонтик, эдак внимательно со всех сторон изучил, на зуб попробовал – и ничего не понял. Другой ломтик лимона, украшающий край бокала, пожевать решил, так сплюнул, морду удивлённую скривил.

А как они на бармена, с шутками и прибаутками жонглирующего бутылками глядили! Косматые явно не понимали, что с ним делать. И таможенница подозревала: в конце концов, всё закончится мордобитием – просто, чтобы разъяснить умом непостижимое.

Ну бедолаги же!

– Здравствуйте, мужчины, женщины и все те, у кого ещё всё впереди! – завопил развесёлый пикси, подпрыгивая на месте, словно обезумивший мячик. – Шампанский микс веселящего газа в игристом музыкальном нон стопе. Выбивает все пробки! Даже в ушах!

Зелёно-сиреневая шевелюра, стоящая дыбом то ли благодаря искусству парикмахера, то ли от излишка усердия хозяина, прыгала вместе с ним, напоминая хохолок попугая. Птицы, видимо, похожесть тоже уловили и обиделись – яркость их окраски явно проигрывала пикси – потому заорали разом и хором. Правда, весельчака это не смутило, попугаев он перевопил без особого труда.

– Эй, кто там грустный? – надрывался заводила. – А ну, ручки, ножки! Раз-два, раз-два, погнали! Эй, оркестр, не халтурим! А ну, слабай веселье!

Оркестр – четверо утомлённых жизнью и её благами эльфа разной степени потёртости, наигрывающие что-то вяленькое, но довольно приятное ­­– встрепенулся и слабали. Да так, что у Эль зубы заныли.

Но оборотням грохочущая какофонии видимо по вкусу пришлась. Они даже от созерцания бокальчиков отвлеклись, двое тряхнули башками одобрительно, только почему-то не один раз, а несколько и часто, как игрушечные болванчики.

– Братва, зажжём танцпол! Зажжём, зажжём! – надрывался пикси.