Счастье в кредит. Книга 1

— А-а… ты вон про что… Да уж, про войну любят приврать. А на самом деле, как ты говоришь — некрасиво, страшно, ужас. Ничего красивого… Сумасшествие.

— Расскажите.

— Вот я и хотел. Про нашу разведку яблочную.

— Расскажите.

— Ну что рассказывать… Мы целый день добирались, под вечер пришли к домику. Там один хозяин. Пустил нас переночевать. Под осень уже было… Даже накормил, молоком напоил… Ничего мужик. Только мы легли — моторы. Ах, так-перетак — немцы. Да много! Рота — не меньше. Хозяин дрожит. Его ж сразу за нас положат. Загнал всех на чердак, мы, как мыши, затаились. А внизу немцы. Мы ж все слышим. Человек десять у него заночевали. Остальные уехали. А для нас и десять — много. Нас-то трое. Ну лежим, спать охота, а нельзя. Под утро, правда, уснули все равно. Просыпаемся — немцы здесь. Никуда не убрались. В общем, чего долго говорить. Мы на этом чердаке неделю пробыли. Неделю — представляешь?

— А яблоки? — напомнила Наташа.

— Ха! Так мы ж всю неделю одними яблоками питались — у него там их было в корзинах полно. Мишка чего придумал…

— Это кто?

— Мишка? — замялся почему-то Багин. — Ну третий наш. Я, Дмитрий и Мишка. Он придумал крючок на нитке спускать вниз и воровать у немцев колбасу. Ничего не вышло. Знаешь, от оскомины уже скулы сводило… А еще одна проблема — туалет. От яблок-то, сама понимаешь… — смутился Багин.

— А потом?

— А потом немцы уехали, а мы ушли.

— И все?

— Все. Никакого геройства. Сплошной понос! — расхохотался Багин.

Наташа подумала, что эта история как раз очень похожа на правду. Ведь люди на войне как-то жили, у них, возможно, болели зубы, они ссорились по пустякам, они боялись смерти, наверное, у каждого была какая-нибудь счастливая примета, им жали сапоги, они царапали себе щеки, стригли ногти… И их убивали.

— А вот про яйца?

— А почти то же самое. Это уже в Котбусе, в Германии. Тут, правда, наоборот, мы немцев зажали в дворике. Они в подвале сидят, отстреливаются. Уже воевать не хотелось. Выжить хотелось. Вот мы и просидели в этом дворике тоже что-то около недели. А там склад яиц был — больше ничего.

— Понятно, — сказала Наташа.

— Скучная история. Вообще на войне скучно. И страшно, конечно.

Багин о чем-то задумался, закурил. Он даже сигарету с фильтром держал сейчас в горсти, как, наверное, держал когда-то на войне самокрутку.

— Ты обязательно в музей сходи.

— Это где?

— А прямо возле вашей школы.

— Вы письмо прочитали?

— От Кулешовой? Прочитал.

— И что?

— Ну, поможем им. Хотя у нас и других садиков полно. Там еще хуже.

Стало зябко, и Наташа вернулась в дом, а Багин еще долго сидел в беседке, покуривал, думал о чем-то…

Только через много лет Наташа поймет, о чем думал тогда Багин. Догадается. И с опозданием раздосадуется, что была так близка от истины, но не полюбопытствовала, не разузнала…

— Все, пойдем пешком, — сказала Наташа Машке, которая снова собралась ехать на автобусе. — Что вы тут все на транспорте? Пешком быстрее, да и приятнее. Мне и в Москве этот транспорт осточертел. Такая чудная погода!

— Наташка, ты не понимаешь, на автобусе куда приятнее…

— Все, пошли, уже двадцать минут ждем.

Они стояли на остановке у дома Машки и пререкались. У Наташи сегодня было много дел. Она собиралась взять билет в Москву, зайти в школу, в музей и снова побывать на кладбище. А автобуса не было уже так долго.

— Ой, я забыла! — воскликнула Машка. — Я ж хотела бутылки сдать. Наташ, давай вернемся, я только сумку прихвачу.

— Я подожду тебя, — вздохнула Наташа.

Машка бросилась к дому и через пять минут вернулась с сумкой гремящих бутылок.

— Как раз Симонова увидишь. Ты ж хотела.

Наташа не помнила, чтобы выражала огромное желание увидеть их одноклассника силача Симонова, но у Машки были свои воспоминания. Наташа не стала спорить.

Вокруг деревянной будочки были навалены ящики, на которых сидело человек десять желающих расстаться со стеклотарой.

— За мной будете, — сказала старушка с двумя авоськами, груженными бутылками из-под водки.

— Хорошо, — сказала Наташа. Но Машка даже не посмотрела на старушку, она подошла к будке сзади и властно постучала в дверь.

— С ума сойти, какие люди! — Симонов был в майке, обтягивающей его плотное тело, и брезентовом фартуке. Он так широко раскрыл объятья, что мог бы заключить в них не только Наташу и Машку — всю очередь.

— Здравствуй, Симыч, — улыбалась Наташа.

— Привет, Денисова! Философствуешь?

— Да уж, приходится.

— Ну, заходите в мою пещеру. Сегодня как раз одни знакомые.

Наташа шагнула в сумрак будки и остолбенела.

На ящике сидел, глядя на нее и улыбаясь, Чарин. Тот самый Чарин.

— Привет, — сказал он. — Заходи.

— А, что? Сюрприз? — засмеялся Симонов. — Не ожидали?

— Чар, так ты ж уехал куда-то, — сказала Машка.

— Вернулся. Не могу без родного города.

Наташа смотрела на свой давний страх, воплощенный в этом глуповатом парне, и удивлялась. Чего она тогда испугалась? Что может сделать ей этот корявый пацан? Что у него там, кастет или нож в кармане? Нет, это было какое-то наваждение. Чарин — маленький и жалкий воришка. Вот и сейчас он смотрит на нее как-то вроде бы с угрозой, но теперь это просто смешно.