Счастье в кредит. Книга 1

— Ну-ка, встань, Чарин, — сказала Наташа. — Что ж ты сидишь, когда дамы стоят? Поворотись-ка, сынку… Где наколки — не забуду мать родную? Не сделал? Правильно, Чар. Ты в четырех словах допустил бы восемь ошибок.

— Ну, — с улыбкой согласился Чарин. — Зачем мне эти наколки?

— Как отсидел? Понравилось? — не отставала Наташа.

— Ничего. Везде люди живут.

— Когда снова сядешь?

— Все, завязал.

— Кончай, Наташка, чего ты навалилась? — вступился за Чарина Симонов.

— Это у нас старый разговор, — сказала Наташа. — Чарин помнит, да?

— Чего?

— Остров. Забастовку.

— И чего?

— Рассказать? — спросила Наташа.

— Это что я в сумку залез? Так я ж перепутал.

— Ладно, живи, — смягчилась Наташа.

— Товарищ приемщик, вы работать собираетесь? — заглянул в окошечко нетерпеливый дядька.

— Перерыв! — рявкнул на него Симонов и закрыл окошко. — Лезут со своими бутылками, не дают с людьми поговорить. Да вы садитесь.

— Нет-нет, мы на минутку, — сказала Наташа.

— Торопятся, — сказал Чарин.

— Ну, как хотите… Чего там у тебя, Машка? — Он взял ее сумку и стал выкладывать бутылки на прилавок. Обиделся. — О! Вино пила, Машка? Наконец! — рассмеялся он, доставая зеленую бутылку из-под сухого. — А то все молоко!

— Это мы с Наташей! — покраснела Машка.

Симонов ловко пересчитал бутылки, сложил их в ящик и выдал Машке рубль с мелочью.

— А то посидите. Симонов за бутылкой сбегает, — сказал Чарин.

— Он что, теперь у Чара на побегушках? — спросила Наташа, когда они уже шли к вокзалу.

— Кто?

— Да Симыч. Странно это…

Билетов на Москву не было. Наташа и так и эдак уговаривала кассиршу, но та только повторяла — на двадцать девятое августа. Получалось, что почти через месяц.

— Что делать? — спросила Наташа.

— А что делать? Ты у тестя попроси.

— Ой, неохота… И так он…

— Глупости. Он не откажет.

— Не откажет, — согласилась Наташка. Ей опять приходилось просить. Ничего хорошего.

В школе было пусто и гулко. Ходили по коридорам какие-то люди со стремянками, что-то приколачивали, красили…

Девушки заглянули в учительскую.

— Наташа! Денисова!

Это была Антонина, математичка. Как раз та, из-за которой Наташка в девятом классе устроила забастовку.

— Ой, миленькая моя! — причитала Антонина. — Ой, родненькая.

Антонина была красавицей и законодательницей мод в Верхневолжске. Все девчонки завидовали ей. Теперь Наташа видела, что Антонина не так уж и хороша, не так уж модна. Москва многое отменила в Наташиных убеждениях.

Антонина усадила девушек и стала расспрашивать о житье-бытье. Конечно, коснулись и смерти Нины Сергеевны. Антонина рассказала о похоронах. Тихо говорила, грустно.

— Мама мне накануне сказала — вы хорошая учительница. Любите свой предмет. Ребят тоже можно любить. Она такая тактичная была… Получилось, что это она мне завещала…

Наташа сидела, опустив голову. Она прекрасно знала, что мама не могла ничего подобного сказать никому из учителей, а тем более Антонине. Но вот человеку так хочется. Зачем разубеждать. Действительно, Антонине бы еще детей полюбить.

— А вы-то как? — спросила Наташа, чтобы уйти от тяжелой темы. Теперь она могла и бывшей своей учительнице задать обыденный вопрос о жизни.

— Уравнение с двумя неизвестными, — с улыбкой ответила Антонина. — Я же развелась, вы знаете? Сходила замуж называется. Теперь два неизвестных — хочу ли я снова замуж и хочет ли кто меня в жены? А у тебя как с Андреем?

— Все хорошо, — честно ответила Наташа. — Учимся, работаем…

— Вы молодцы… Но и Маша тоже молодец. Как у тебя, Маша?

— Уравнение с тремя неизвестными, — сказала Машка.

— С тремя?

— Да. Первые два, как у вас. А третье — почему я такая непутевая?

Музей был в новом, отстроенном из стекла и бетона доме действительно рядом со школой.

Огромное здание, паркетные полы, ковровые дорожки, хрустальные светильники. Скульптура Родины-освободительницы в обширном холле. Все дорого и помпезно.

А вот сама экспозиция занимала только небольшую часть верхнего зала. Несколько стендов, под стеклом пробитые каски, партбилеты, треугольники фронтовых писем. Война не дошла до Верхневолжска, здесь в каждом клочке земли не лежали кости убиенных.

Наташа испытывала странное чувство неловкости. Они с Машей были в музее одни, не считая многочисленных смотрительниц, которые мирно дремали в каждом углу.

— За полгода отгрохали, — сказала Машка, как бы отвечая на неловкость Наташи.

Действительно, память о войне надо чтить. Но когда вокруг покосившиеся избенки, обваливающиеся потолки в детских садах, немощеные дороги…

Наташа вздохнула. Политика.

Стенд, посвященный отцу, был в самом центре. Все фотографии были Наташе прекрасно знакомы. Она не раз листала дома альбом, где отец хранил фронтовые снимки. Но здесь фотографии были увеличены, отретушированы. На витрине лежали отцовские ордена и медали. И даже старая пилотка. Как мама с ней рассталась?