Счастье в мгновении. Часть 3

Спустя тридцать, сорок секунд, минуту, две румянец постепенно приливает к его лицу, судорога тела отступает. Он то открывает, то закрывает глаза в дезориентированном состоянии. Я сам допиваю стакан воды, который он не осилил и во все глаза уставляюсь на него.

Он двигает руками, обтирает влажное лицо платком.

— Иисусе! — выдыхаю я и глотаю горячий воздух. — Мистер Ник… — Я распахиваю настежь балкон, приговаривая: — Вы меня чуть не довели до смерти.

Его горячечная отрешенность от мира отходит, но он молчит, осматриваясь, будто впервые видит обстановку. Еще бы полминуты, и он бы приобщился к земле; еще бы один миг и для него бы забрезжил иной свет. Какое значение играет всего лишь один миг! От мига жизни к мигу смерти — один крохотный шажочек — черт возьми — один!..

— Что, что это было? — хриплым голосом шумлю я, не отойдя от того, что было. Я и сам едва ли не растворился в потоке смерти. Ник чуть нахмуривается, пытаясь осознать случившееся. — И давно это с вами? — спрашиваю я, видя, что по виду ему лучше.

— Месяц, два, — сообщает тоном вот-вот воскресшего человека, заглатывая ещё три таблетки с другой пачки, которую он достал с брюк.

Я приношу обоим по стакану ледяной воды.

— Вам нужно срочно показаться врачу! — Я высказываю тоном, не терпящим возражений. — Иисусе… то, что было… Стало быть, вам удалось выбраться из гибельных оков… — Несколько раз я ворошу свои волосы, ставшие за считанные мгновения, как у Ника, седыми.

Увлекшись передачей переживаний, я совсем запамятовал, кому я их рассказываю. Из-за меня он мог… Милана никогда бы мне этого не простила. Сердце вылетает из груди.

— Ну как? Вам лучше? — который раз за минуту спрашиваю я, стоя посреди комнаты с раскрытым настежь балконом.

Сделавшийся во сто крат несчастнее, но отошедший от смерти, которая наполовину утащила его в землю, наполнив ужасом моё сердце, он изрекает всё еще глухим голосом жизни:

— Лучше. Не беспокойся. Поневоле я уже привык к этому.

— Поход к врачу откладывать нельзя! — убеждённо говорю я, закидывая руки назад. — Если у вас эти приступы продолжаются на протяжении…

— Продолжаются, когда отдаюсь волнующим чувствам, — круто обрывает он уже бодрым голосом.

— Нет! — строго-настрого ворчу я; в теле до сих пор трясун. Дыхание спирает. — Я почти отбросил копыта вместе с вами. Мало ли что, осмотр доктора вам необходим! И не отговаривайте!

— Джек, не проживу я больше того, что начертано мне. Не так ценна была бы жизнь, имея человек второй шанс на исцеление?! — При этой мысли его глаза обращаются к висевшему на стене святому облику, иконе, которую вешал Тайлер.

В его выражении заключается куда более глубокий смысл, чем кажется. Не утаивает ли он какие факты?

— Мистер Ник, не нужно этих фраз! Когда речь заходит о здоровье, то глупо тешить себя мыслью, что, сколько судьбою предрешено, то и будет. Вздор! Пока сами не встанете, не отправитесь к врачу, который пропишет лечение и скажет об имеющихся патологиях, нельзя так утверждать! Вот тогда уже и посмотрим, что там с судьбой.

— Это сейчас не столь важно, как жизнь моей дочери, — с чувством сердечного крушения молвит он и поднимается с места, ступая на балкон, подставляя лицо ночной свежести. Я встаю неподалёку, уже боясь повторения вспышки его рассудка и тела и прибегаю к средству, которое отзовется в его сердце, чтобы успокоить душу грехотворника и заставить показаться у доктора:

— Ради дочери надо сходить. Вы не поможете ей, если самому худо будет. — Он быстро вскидывает на меня глаза и погружается в думы.

Чем больше он думает о детях, тем быстрее он успокаивается и приходит в себя, соглашаясь с моими словами. Отныне Милана и Питер составляют основу его жизни.

В беспокойном мраке ночи, раскинувшемся перед нами, в полном безмолвии мы смотрим в окно.

— Ты не способен ко злу, Джек, но люди, с которыми ты состоял в общении, оказались гадкими тварями, — первый заговаривает он. — Вселенная полна такими заразами.

Если он помнит о том, что я рассказывал ему, логически мыслит, значит, ему действительно лучше. Но после пережитого сильного удушающего волнения ему запрещены любые огорошивающие новости, поэтому известие о книге перенесем на другой день.

— Знаете, когда этот чёртов властелин поставил меня перед условием, я подвергся такому состоянию, что был и не прочь применить к себе силу, лишь бы не тронули пальцем Милану, — смотря на то, как ветер покачивает листья деревьев, произношу я, а затем убеждаю его, что всё, что делал для Миланы, хоть и умалчивая это от неё, было ради ее блага. — Погибнет она в руках безногого чудовища! — огрызаюсь я, в воображении представляя, как вытягиваю ее из его единственно подвижных частей тела — верхних конечностей.

Он пожимает мои руки и с чистотой души благодарит: