Счастье в мгновении. Часть 3

Я был твердо уверен, что никогда он не любил своих детей так трепетно, так нежно. Что-то необычное свершилось в нем, внутри него, после осознания, что он богат, у него есть двое родных зернышек. В нем зажегся какой-то свет. Поначалу он прямо отказывался принимать эту неестественную зарницу, но и все же он не отказался от нее. А как только принял, так стал самым счастливым отцом на свете. Это чем-то напоминает слепую сердцем мать, отказывающуюся принимать своего дитя, а затем после одного взгляда на младенца, она, заворожившись голубыми глазами новорожденного, не отдавая себе в этом отчета, с отблеском на лице святой Девы Марии, наделяется материнскими чувствами, часто не отпускающими ее до полного созревания и воплощения из этого младенца человека.

Будто он помолодел душой, осветившись этим лучом, излучаемым его детьми. Задолго до этого ему были неведаны эти чувства, ибо раньше он предполагал, что для других, запредельных материнских чувств в нем не найдется места и крошечного уголка. Но этот порыв, которому отдался обездоленный, сделало из него какую-то очарованную ребенком заботливую мать… Он ослеплен той любовью, которую испытывает к уже выросшим росточкам, семя которым дал он. Любовь к ним растопила его сердце. Ставший льдом, плотным, замерзшим, он чудом разломил эту непробиваемую крепость, построенную в его душе и на смену мраморного сердца, пришло хрупкое, трогательно-родительское.

Теперь он видел истинные причины жить… жить по-настоящему. Не предопределение ли это свыше?! Овладевшего им отторжения от жизни — уже нет.

Дети стали для него священными ликами. Провинившись перед ними, он видел единственную возможность вернуть все вспять — преклониться перед ними.

Глава 49 Джексон

В дымке августовского дня, облачившей в серо-молочные платья растительность, под которой притаились еще дремлющие деревца, щебечут птицы, пробуждая ото сна земных. Ласково бархатистый ветерок издает свой первый вздох, пробегая по телу, будто щекоча. Цветочные клумбы ярко фиолетовых петуний на подоконнике обогреваются в потоке первых игривых пляшущих лучиков и, улыбаясь лепестками, кивают под легким дуновением, раскрывая мясистые, лихорадочно румяные пряди, напоенные стойким, привлекающим, мускусным ароматом, будто мимо прошла благоухающая, сладостно-утомленно-удовлетворенная женщина, проведшая ночь у страстного любовника. Душистая прохлада постепенно сменяется душной солнечной энергией, затопляющей воздух. Деревья, услаждающие свежестью зелени, издают непрерывный шелест, как разминку перед грядущим днём, стряхивая с себя сон. На них поблескивают янтарные полосы, вырисовывая очертания причудливых узоров, похожих на искусное плетение. После сна природа возвращается к жизни, озаряя расцветом юности и беззаботности, давая проснуться всем чувственным людским желаниям. И эти необычные шуршания в кустах, в которых оживляются букашки, мошки, жучки, колонии муравьев и все, все божьи создания с микроскопическим сердечком, бьющимся в них и снабжающим их тельца жизненными соками, имеют сходство с судорожным любовным шепотом.

Вот уже третий день Ник пребывает в кресле, положив руку на руку, и с унылым видом, с мертвенно-землистым лицом, затуманенным одной мыслью, взирает на то, как восходящее солнце расстилает золотистый ковёр, заливая сладостными стоками улицы. Его затылок обжигает горячий луч солнца.

С протестующими жестами, огрызающими словами он с упрямством отказался от осмотра доктора, считая себя вполне физически здоровым, а душевная болезнь, как ему видится, излечится, как только с ним будет дочь и сын, с которыми он жаждет обменяться хотя бы одним словом.