— Идем, не будем же мы вот так стоять. — И побежала вниз. Слегка расстроенный парень ринулся к ней. Через мгновение оханья и аханья восхищенной уже разносились в воздухе и сливались с птичьими голосами. Джош успел забыть про то, что он желал сказать и принялся вместе с любимой расцветшей Розой плыть по шатру цветов, будто по приюту любви, сотворимому Оливией.
Диковинные букеты, цепляющие мечтательной благовоний, покрывали рощу, выставляя напоказ свои прелести. Ветерок подхватывал царство роз, и они будто отдавались безудержному смеху, колыхая разноцветными перышками. Они ступали словно по постели из цветов; их ноги утопали по щиколотку в цветениях. Встречали их вьющиеся, влюбленные, улыбающиеся кремово-белые, телесные, бледно-бледно-розовые розы, посаженные на арке в форме полумесяца. Эти девицы, отдающиеся грезам, принимали стыдливые оттенки, в трепетном ритме, чуть раскрываясь, подобали девической целомудренной груди. Исходивший от них аромат теплого нежного дыхания, как вздохи девственниц, выдавал ожидание часа любви. Имеющие длинные плетевидные побеги, они поднимались на высоту, расползались по всей дуге, смущенно цепляясь коготками за опору. Прямая аллея, обсаженная по обеим сторонам парковыми розами, лимонно-сливочными, пурпурно-лиловые, густо-желтыми, из которых веял цитрусовый аромат, вела их к чайно-гибридным розам. Бокаловидная форма последних с ярко махровыми, розово-абрикосовыми, точно мясистыми плодами, с золотистыми тычинками дивила взор, услаждая молодых. Едва уловимый аромат точил от них. И вот они дошли до бордовых, точно запекшаяся кровь от раны страсти, красных отверстых губ статных женщин, вызывающих порочную красоту малиновым душком. Эти смелые мадам, не знающие стыда, раскованно снимали с себя невидимые корсажи и пленяли неповторимой наготой, зазывая в танце, склоняя головки. Пронизанные женскими лапками, соблазнительными голосами, стесненные зашагали дальше по цветущему саду, как заблагорассудится. Ими управляла одна и та же мысль: «Унестись бы далеко-далеко, подхватившись с теплым порывом ветра».
И увидели они нечто необычное и нечто страшное. Траурные, затканные глубоко-бархатным одеянием, черные розы создавали яркий контраст с утонченной чувственностью. Пыль, покрывающая плоть, равна погребальному праху. Луиза, присев, прикоснувшись к лепестку, ощущала присутствие какой-то силы, соединяющей с потусторонним миром. В ней тут же проскочили воспоминания, связанные с мамой, с похоронной суетой, которые никогда не изглаживаются; она ворошила в памяти образ матери с трупными пятнами, пятнами, оставленными болезнью… а чернота под глазами… она с таким страхом взирала на неё. Обездвиженность цветка, символизирующая смерть, так поразила обоих, что, казалось, и запах от разложения трупа вмиг повеял от него. Тревожное колыхание сердца было у каждого. Луиза, дернувшись, отскочила назад. Джош приобнял её и в безмолвии они отошли вперед, но все это время девушка оглядывалась на хранившую отпечаток конца жизни розу и покрывалась дрожью.
— Ты только посмотри… — указал Джош направо, отвлекая Луизу.
Расположились кусты мускусной розы, фонтанообразной формы жемчужно-белых, розово-сиреневых, оранжевых, как искорки от костра, оттенков, которых редко встретишь. Виднелись размалеванные пурпуром, помеченные на концах пестиках белыми капельками, как слезинками, с благовонными струями ванили, которыми два бьющихся сердца долго не могли насытиться. Появлялся сладкий, пряный аромат с нотками меда, фруктов, гвоздики. Запах собственного дыхания сливался с дыханием дождя из разноцветных звезд. Они пили это дыхание, впивали всю сладость. Лазурь в это время растворялась под золотым отливом заката. Этим двоим, наполненным сладостью жизни, хотелось поселиться здесь. Затем они очаровались царицей ароматов — туберозой с белоснежными невероятно душистыми соцветиями. Луиза и Джош так вовлеклись в страстное блаженство упоительной бездны, что, лицезрев туберозы, вмиг были ими одурманены. Смешение насыщенного, терпкого, тяжелого, горького аромата с цветочным, сливочным заставляло их щеки пылать. Охмеленные дико-пряным запахом, украдкой взглянув друг на друга, они увидали в каждом яркий румянец, и быстро отвернулись по разные стороны. Каждый ощущал, что эти что-то прячущие в себе крохотные лепестки, удушающие при одном лишь вздохе, с какой-то особой магией источали загадочную страсть, будто призывали обоих к соитию.
В пламени закатном умирало солнце.
Играющие в уголке рая, будто взрослые дети, уставшие от лучезарного сияния радости, горячей пылью лучей опустились под ивовое дерево, возле которого играли в прятки. В них пробуждалась любовь.