Счастье в мгновении. Часть 3

Через минуту погодя, набравшись духа, я выхожу и медленно пробираюсь, все с той же осторожностью. «Не приветствую я лифты — страшно боюсь в них застрять». Поднявшись пешком по ступенькам, запыхавшись, влажной ладонью я помещаю ключ в отверстие и приоткрываю дверь, прислушиваясь к шорохам. Жилище объято тишиной. Глядя во все глаза, навострив уши, я улавливаю только монотонные звуки старого холодильника, из-за громких стонов которого я просыпалась ночами. Размеренными шагами я крадусь дальше и прихлопываю за собой дверь. Голос Джексона проносится в моей голове; разрозненные обрывки воспоминаний наводняют разум. Встряхнув головой, прогнав лезущие мысли, я слегка взволнованно, наклонив голову, украдкой заглядываю на кухню, и, убедившись, что мебель и техника, как столбняковые, не используемые никем в эту минуту, живо иду в спальню, пока живущий не вернулся. По комнате кругом разбросаны вещи, при дневном свете, стелющимся по письменному столу, различимо большое скопление серого пыльного порошка, будто рассыпали сухое молоко, оттого воздух словно тяжел. «Когда же здесь убирали?» Кровать не заправлена, на раздвинутом кресле как ни странно есть тоже одеяло с подушкой. «Здесь кто-то еще живет?» По полу, у стола валяются какие-то помятые бумажки. Я делаю еще один неуверенный шаг вперед и наступаю на прозрачный пакетик с белыми кружочками. Присев, беру его в руки и осматриваю. Наркотический обезболивающий анальгетик. Я кладу его обратно на подлокотник седалища. «Джексон болеет? Для чего ему потребовалось сильное лекарство?»

«Чтобы снизить утрату любви», — кто-то отвечает внутри меня.

— А когда-то на заре любви всё виделось радужным, жизнестойким, неистребимым… Как же я была счастлива с ним! — Я сообщаю в воздух и поневоле прилегаю на кровать с удручающим выдохом и через секунду обнаруживаю под собой нечто колкое. Достаю из-под себя. Единственное, что является неистребимым в этих отношениях, затянувшихся на годы, — цепочка «Счастье в мгновении». Верчу ее в руках, произношу его имя шепотом и сердце замирает… Вспомнив все до мельчайших подробностей, возвращаюсь мысленно в тот день, когда мы повстречали друг друга и отдались воли чувств, не утратившихся сквозь годы. События разыгрывались в жаркий день. И солнце пылало огнем, и мы пылали огнем от страсти. Всё было, как в самом романтичном произведении. Свиделись через многие-многие годы и любовь, казалось, полностью увлекла их за собой, что не видели и не слышали они ничего, за исключением голосов сердец, твердивших о любви. И жизнь шла своим чередом, и жили они только любовью. Но отнюдь жизнь — не повесть о любви. Любовь ранит, терзает, разбивает сердце. И как бы две души не сочетались друг с другом, никто не убережет их от разлуки. И сама слепая стихия вмешивалась в течение наших болезненных отношений, но разрушали их раз за разом только мы сами.

Находясь в такой задумчивости, что и не заметить крупных слез, медленно скатывающихся по щекам, — до чего я дошла.

Если бы кто-то спросил меня: «За чем бы ты отправилась в поисках своего счастья?» Я бы ответила, не думая: «Искать свое любимое сердце… где бы оно ни было, хоть в самом непроходимом лесу или в холодной арктической пустыне».

Повернув голову на кресло, я всматриваюсь на постель, которая на нем разобрана. Совершается работа моего воображения.

— У него другая девушка? — против воли я продолжаю говорить вслух, а чудовищные предположения проникают и проникают в меня. — И почему ей не спать на кровати? Почему для нее особое место? И неудобно же на нем. Как можно заснуть полусидя?

«Как он мог так поступить со мной? Дав паузу одним отношениям, он завел другие».

«Ты же уже не его девушка. И он может делать все, что захочет. Ты сама ушла от него».

Разгневанная этой мыслью, я поспешно становлюсь на ноги и, только схватив подушку, чтобы с размахом кинуть её куда попало, срывая на неё свою злобу, я утыкаюсь глазами на скомканный носовой платок, валявшийся под ней. Передернувшись от всплывшего воспоминания, с колотящимся сердцем я наклоняюсь и руками дотрагиваюсь до пчелки.

«Папа, папочка, с Днем Рождения! Я так тебя люблю! Улыбайся чаще, пожалуйста!»

«Пап, ну почему ты молчишь? Тебе понравился подарок? П-а-а-а…»

И он ушел к себе молча, закрыв перед моим носом дверь рабочего кабинета.

Эта назойливая вещь второй раз попадается мне на глаза. Отбросив ее, но летая в детских воспоминаниях, я делаю два шага к окну и, опираюсь на подоконник, не отирая катившихся по щекам слез. Последний образ отца — изнуренный, измученный, похудевший телом — еще не стерся из памяти. Увидела его в зрительном зале и глазам своим не поверила. А как он подошел ко мне и позвал пройтись с ним… Никогда вдвоем я не гуляла с отцом. И он никогда не выражал такое желание. Не призрак ли встал тогда перед мною?