Счастье в мгновении. Часть 3

Три дня. Всего-то три дня отделяют нас от свершения женской мечты, о которой девушки грезят, чуть ли не с самого рождения, представляя себя королевами в белоснежных платьях… Долгожданное явление — обручение подруги превратилось в то, чего я теперь страшусь, страшусь наступления этих минут, неизбежных минут.

«Ты стыдишься положения Даниэля. Тебя приводит в ужас, что другие узнают и посмеются над этим. Ты покажешься смешной в глазах друзей», — подсказывает разум.

Признаться, стыжусь. Я давно неосознанно почувствовала то, о чем менее секунды назад подумала. Пробирает смутное чувство, как я осмелюсь туда придти с ним. Я и калека. Какая жуть! Какое неравенство! На тебя показывают пальцем, шепчутся в сторонке, насмехаются, а в глаза говорят слова жалости. А Джексон? Как мне ему в глаза-то смотреть? А что же все подумают, увидев нас обоих, которые с детства вместе, а сейчас порознь? Как это вообще будет выглядеть? Как сделать так, чтобы стать невидимкой? Где бы отыскать такую шляпу, надев которую ты обесцветишься и станешь сторонним наблюдателем происходящего?

О чем я вообще? Не эгоистически ли так думать? Не унижаю ли я Даниэля, как человека, как мужчину? Унижаю. Если поразмыслить, что станет с того, что меня будут обсуждать? Обсуждают всё и всех. Мы живем в такое время, в котором каждое наше действие подвергается порицанию. Не так улыбнулся, не так поступил, не так сказал. Добрых людей остается все меньше и меньше. С чем это связано? Подумаешь, что в этот раз я буду входить в число тех, кого осудят. Неприятно, но должно ли меня это волновать? Я в ответе за свой выбор. И я постараюсь продержаться в тот день, не сломаться до конца, просто прожить мгновение, порадоваться за дорогих мне людей и как можно раньше уйти, поскольку боюсь, очень боюсь эмоционально не выдержать.

С чуть повышенным душевным тонусом от внутренних разговоров с самой собой, я сажусь на пол, перебирая вещи, в поисках наряда лавандового оттенка. Желание выглядеть превосходно все же держится во мне. Копаюсь, но вечерних, официальных для праздников нарядов нет, кроме домашней одежды и одних джинсов с двумя рубашками. Все платья, косметические приборы, которые превращают девушек в богинь, хоть и неестественных, остались на квартире Джексона. В сумасшедшей гонке я ничего не взяла с собой, и, уезжая на защиту проекта, я и подумать не могла, что больше не вернусь в то счастливое место.

Смотрю на наручные часы «Всегда улыбайся». 12–30. В такое время, вероятно, Джексон на работе, значит, я, имея ключи, могу доехать и забрать свои принадлежности. А если он там? А если он работает дома? Пересекаться с ним, я никак не должна. Иначе это будет противоречие самой себе. Заявила о расставании, о свободе, а сама приехала к нему. С другой стороны, почему я не могу приехать за своими вещами? Даже, если он и будет там, что из этого?

Предупредив Даниэля, что мне нужно купить торжественное платье, он свободно отпускает меня, но оговаривает со смешком:

— Таймер включён. У тебя ровно два часа. В это время я буду испробовать новые гантели, которые с утра дед принес из гаража.

— Только не напрягайся, — забочусь я и, спросив у Анхелики, какие приобрести продукты к ужину, обуваюсь и выхожу.

— Как скажешь, голубушка, — уже находясь в подъезде, слышу я раздающиеся отголоски. — Люблю тебя!

«Даниэль переключился на другую жизнь. Анхелика теперь плачет от счастья и боится, что рвение к победе над собой в нем прекратится так же быстро, как и начиналось. Армандо изумлен. Бодрым голосом он поблагодарил меня, когда Даниэль был в ванной, (считая, что изменения в нем пропитаны тем, что мы ночевали в одной комнате) но я ответила, что это ни при чем здесь и рассказала о свадьбе подруги. Оба не верили, что мысль о приглашении на свадьбу способна так повлиять на него. Четыре глаза с мольбой взирали на меня, чтобы я и в грядущую ночь осталась с ним и больше говорила, на что я не могла не согласиться… В такие минуты я не могу лишить злосчастного любви, одушевляющей и мотивирующей его… Когти жалости так вцепились в мое сердце, что не отпускают…» — записываю в дневнике, усевшись в машине.

В блеске ослепляющих солнечных лучей, улыбнувшись порыву нежного ветра, наполнившего душное пространство машины, надев черные очки, включив песню «I love you» Billie Eilish, я привожу в действие свой красный транспорт и мчу вперед с вспомнившимися словами, некогда говорившими моей любовью: «Вся душа моя в твоих глазах».

* * *

Я истошным взглядом обвожу балкон, чтобы удостовериться, что в доме никого нет. Движений никаких нет.

Живет ли Джексон здесь или уже перебрался в коттедж?

«Так сильно тянет к нему… Начни он касаться меня, уговаривать остаться с ним — отдалась и осталась бы с ним», — врывается мысль от сердца.

«Нет, Милана! Нельзя! Ты зайдешь, возьмешь нужное и покинешь кровлю, в которой уже не живешь. Обещания, в том числе данные самой себе, нужно сдерживать!» — вмешивается мысль от рассудка.