Счастье в мгновении. Часть 3

— Идем, Тайлер заждался. Писал раз семь уже. За эти дни я поняла, какой он замечательный мужчина и как печально, что одинокий… — В ее руках загорается телефон. — Он звонит. — Торопясь к выходу, она параллельно отвечает входящему абоненту, коротко изъясняясь, что мы выходим, а я, потянув ее за локоть, удерживаю:

— Я… остаюсь… До полета осталось два часа, а еще много дел. Нужно перебрать весь дом, собрать вещи отца, раздать их cоседям… Я-я купила себе билет еще утром и полечу одна…

Отклонив звонок, Ритчелл невразумительно отвечает:

— Как не идешь? А зачем тратилась на билет? Есть же самолет…

Я вздыхаю и придумываю первое:

— Я не хочу быть со всеми там…

— Даже с Джексоном?

Откуда ни возьмись громко и отчетливо заслышав от Питера: «А как же Милана?», мы с Ритчелл, превратившись вслух, переглянувшись, становимся ближе к окну.

— Есть у меня идея о развитии события, явившаяся в коротком сне, когда я придремнул в машине на обратном пути с кладбища…

О чем толкует Джексон?

— И? Что за идея? Снова сумасбродство? — резко подает ответ брат.

Джексон менее громко, как до этого, объясняется:

— Надо сделать так, чтобы до него дошла новость о несчастном случае, произошедшем с Миланой. — С Питера срывается нецензурное слово. — Подключим известных репортеров, СМИ опубликуют эту новость, она дойдет до нужных ушей и глаз, и он остепенится, прекратит эту игру. Будет не на кого нападать. А мы выиграем время и… Телефон еще раз сменю. Не проблема! Всё! Я утвердился в этом решении. Я ни один день размысливаю над уездом. Очевидно, что поступить иначе я не могу. Не в Нью-Йорк, естественно, как планировалось первоначально. В другую страну умчим и, будет нужно, язык другой выучим. Тайлеру еще я этого не передавал… Да, сложности есть, страхи тоже, но… куда без них… — И тоном знатока добавляет: — Скажем всем, что так нужно по работе… Милана доверяет мне и поверит в такую выдумку. Больше ей нечего знать! А ее любовь ко мне поможет принять этот уезд. Она не отпустит меня одного, зная, что я могу не вернуться в Испанию. Вечером поговорю с ней. Хотите, поехали с нами? Вам терять нечего. Вчетвером веселее, будем путешествовать по всему миру. Мы с тобой мечтали об этом! И я приказываю тебе молчать о нашем разговоре! И ничего не говори сейчас! Запомни и все!

У меня до боли сжимается сердце, и я бледнею от подслушанных слов.

Ритчелл звучно вздыхает и выдыхает.

С порывом возмущения Питер отрицает:

— Нет, я скажу! Уж прости, но я скажу! Ты оскорбляешь мою честность! Я не намерен врать сестре! Если ты думаешь, что таким путем все получится у тебя, то снова на те же грабли засядешь. Когда же на тебя снизойдет, что нельзя купить любовь и мир такой ценой. Для начала поставь ее в известность о своих поползновениях… а то Даниэль… Не буду продолжать, сам все знаешь.

Враждебная тень ложится на лицо Джексона.

— Будет сопротивляться, положу её в чемодан! И с господином Санчесом я сам поговорю, лично, пусть перестанет ее уже держать, давя на жалость! Я разорву данное ему обещание! Под чем я был, когда обещал ему, что не приближусь к ней?! Всё! Пора проваливать ему из наших жизней! Когда я на нее смотрю, меня так убивает её доброта до рвоты! Ей давно пора поразмыслить как следует, что такое ангельское поведение несовместимо с настоящим миром! Она живет одними мечтами! Но так категорически нельзя! Нельзя! Она живет по принципу «Себе похуже, другим получше». Нельзя так! Слишком жалостливые, слишком добрые люди остаются в одиночестве всю жизнь!

Отшатнувшись от этих слов, инстинктивным движением закрыв лицо руками, в предельном волнении и неверии, что половинка твоего сердца способна так обойтись с тобой, через обман и ложь, я как ошпаренная сбегаю вниз. Как выяснилось, я не имею ни малейшего представления, что творится в голове Джексона. Какой же наивной я была! Ошарашенная Ритчелл зовет меня, призывая не бежать так быстро, но я под напором сказанных Джексоном слов ничего не воспринимаю.

«…новость о несчастном случае, произошедшем с Миланой…»

«…доверяет мне и поверит в такую выдумку…»

«…больше ей нечего знать…»

«…будет сопротивляться, положу её в чемодан…»

На взводе я подбегаю к ним, будто сцепляющим свой договор пожатием рук, и, дав пощечину Джексону, кричу ему в лицо:

— Будет надо, засунешь в багаж? Выворачивает от моей доброты?! Дурочку из меня хотел сделать? Занят во дворе моего дома секретной беседой? Плохое ты выбрал место, чтобы языком чесать! Я всё слышала до единого слова. Ты… всё испортил! Снова, всё испортил ТЫ! И это ты напрасно, я не уеду никуда!

— Если что, я ни на что не соглашался, сестренка! — прикрепляет Питер перед тем, как Джексон осмысливает мои слова. — А пожимал ему руку, так как он обещал…

— Ничего не желаю слышать, Питер! Я видела, я всё видела! — твержу я и жгучим взглядом измеряю Джексона. Неровное подергивание его губ, судорожно сжатые руки, непосильное напряжение в теле — оцепенение охватывает его.

— Ты все неверно поняла. Я не пытался тебя увезти… — Джексон медленно роняет слова, прислоняя руку к подбородку.

— Питер, — сердито направляю глаза на брата, — он лжет?