Счастья хватит на всех

— Вы на трибунах насмерть замёрзнете, — заметила она. — Хоть до начала тут погрейтесь. А вообще Севушка только через два часа петь будет, после всех конкурсантов. Так что можете греться до самого его выхода. У нас и чайник есть, сделать вам чаю?

— Да я сама. — Сашка воткнула вилку чайника в удлинитель. — Ты к нему иди, а то хватится — скандал будет.

— А что скандал, — пожала плечами Тоня. — Я его уже одела и накрасила. Он там Ренату мозг выносит. Так что мне тоже налей чайку. Нюра, ты будешь?

Но тут выяснилось, что Нурай в палатке нет. Сашка осторожно отогнула полог, стараясь, чтобы на неё с крыши не потекла вода, выглянула наружу, покачала головой.

— Ты посмотри, она уже гуляет! Под дождём. Напротив — это его палатка?

Тоня кивнула.

— Его и Рубинского.

— Ну всё, теперь Нюрку оттуда не оттащишь. Будет ждать, пока его светлость выйдет.

— Зачем? Ей автограф, что ли, нужен?

Сашка вздохнула, взяла закипевший чайник, стала разливать кипяток по пластиковым стаканчикам.

— Не знаю я, что ей нужно. По-моему, быть поближе. Попадаться на глаза почаще. А что конкретно она от него хочет, я так и не понимаю.

— И зачем ты её притащила? — Тоня откинулась на стуле, сделала глоток чая и прикрыла глаза — спать в такую погоду хотелось невыносимо.

— Я притащила? Ты сама её позвала. И потом, ну пусть нарвётся один раз на нашего добрейшего Всеволода Алексеевича. Может, поумнеет.

— Я в целом.

— А в целом она сама приехала! Бросила там, в Баку, больную мать, работу, вообще всё — и приехала.

— Ты её поддерживаешь. Пустила к себе жить. Зачем?

Сашка вздохнула. Дико хотелось курить, но от одной мысли о выходе на улицу пробирала дрожь.

— Она наша, Тонь. Такая же.

— Да ну?

— Говорю тебе. Севушка — единственное хорошее, что в её дерьмовой жизни было и есть.

— Но ты же понимаешь…

— Понимаю. Пусть теперь она поймёт. На собственном опыте.

Промокшая до нитки Нурай вернулась в палатку, и разговор резко прекратился.

— Там начинается уже! — сообщила она. — Всеволод Алексеевич на сцену пошёл!

— Куда он пошёл! — всполошилась Тоня. — А брюки!

И вылетела из палатки ловить своего артиста на полдороге и напомнить о брюках — обычные на концертные менялись в последний момент, чтобы не помять.

Сашка проводила её насмешливым взглядом и неохотно поднялась со своего места.

— Ну пошли, мёрзнуть во имя высокого искусства. Веник не забудь, — кивнула она на букет.

Первая часть концерта показалась ей бесконечно нудной. Юные дарования как на подбор старались копировать манеру Всеволода Алексеевича — и мальчики, и девочки. Они, похоже, решили, что если споют его песни, да ещё и с его интонацией, то точно получат первую премию. Сашка успела пройти половину уровней в единственной загруженной в её телефон игрушке, чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего. Молодые артисты, а тем более клоны Туманова её совершенно не интересовали. На самого же Всеволода Алексеевича, сидящего за судейским столом, смотреть было невозможно. Для судей хоть и сделали навес, но ветер под него всё равно задувал. Да и надо думать, небольшое удовольствие слушать, как уродуют твои шлягеры, откровенно метя на твоё место. Он не мог, как Сашка, достать телефон и отключиться от реальности, вот и мучился, ёрзал, доставал Рубинского и Сапфиру, сидевших от него по бокам, оглядывался на зрителей, словно проверяя, все уже разбежались или кто-нибудь ещё остался. Улыбался только, если замечал, что на него направлена камера, в остальное же время сидел с весьма кислым, подходящим ситуации и погоде лицом.

Зато Нурай не отводила от него взгляд.

— Дырку на нём прожжёшь, — подколола её Сашка. — Можешь не стараться, он так далеко не видит.

Они сели на свободные места в пятом ряду, а жюри разместилось сбоку от сцены.

Нурай сделала вид, что не слышала её замечания. Наконец выступления конкурсантов закончились, на сцену поднялся Всеволод Алексеевич, поблагодарил всех, сообщил, что, пока жюри будет подводить предварительные итоги, а участники готовиться ко второму туру, он немного попоёт. Зрители вяло захлопали, Нюрка подалась вперёд, приготовилась выходить с букетом.

Вместо ожидаемых сорока минут выступал Туманов от силы двадцать, после чего передал микрофон Рубинскому.

— Ну этого часа два не заткнёшь, — прокомментировала Сашка. — Можно смело идти в палатку. Нюрка? Нюрка?

Но той снова не оказалось рядом. Сашка отчётливо помнила, что, вручив Туманову букет, она вернулась на своё место и сидела как заворожённая, пока он пел. Так куда делась?

Нурай обнаружилась в палатке для персонала, где помимо неё была ещё куча народу, — подтянулась Кэт, пришёл дядя Саша и даже Ренат заглянул на огонёк. На столе уже стояла бутылка водки, Тоня торопливо кромсала колбасу и сыр.