Началось с того, что месяца три назад младший наш сын коня купил… Конечно, это по порядку он младший, а так-то ему под тридцать, у него у самого теперь два сына, а живут они нынче в крохотной деревеньке под Звенигородом. Квартира у нас маленькая, вместе тесно, а времена наступили сложные, и вот когда молодые поняли, что надежд на собственное жилье у них никаких, в эту самую деревеньку они и перебрались — была там у нас изба-развалюха, которую мы не без гордости звали дачей.
Решили жить в селе — хорошо, врачу везде работа найдется… но с этого ль надо начинать?
Жена вернулась от них в ужасе:
— Представляешь, он коня купил?!
Я сперва не понял, машинально переспросил:
— Какого коня?
— Откуда я знаю?.. Громадный такой… очень высокий… А худой!
— Сильно худой?
— Кожа да кости, — сказала жена. — Потому и купил эту дохлятину — откуда у него деньги на нормальную лошадь?
— Что, уж совсем дохлятина?
— Совсем! — подтвердила жена. — Что теперь делать будем?
Но мне уже успело понравиться: коня купил, а?!.. Все-таки заговорила кровь, заговорила. Да и как ни ряди — поступок. Это вам не плейер, не какой-нибудь пейджер там или «видак» — это конь!
И я спокойно сказал жене:
— Как это что будем делать? Кормить будем.
Она нарочно вплеснула руками:
— Теперь еще — и коня?! — и тут же, естественно, «нашла крайнего».
— Это ты виноват, ты!
Вообще-то, конечно, я. Хоть вовсе и не в том, что имела в виду жена…
Он родился в Сибири, когда мы жили на большой стройке, и я все говорил себе: мальчик не должен забывать, кто его предки да откуда они, нет!.. Мы — казаки, что там не говори… Кубанцы! И вот летом, когда он гостил у одной из бабушек, в Майкопе, непременно уезжал потом и к другой, в станицу Отрадную — к моей маме. Вместе с сыновьям старых моих друзей, со своими одногодками, пас овец либо маточкино молоко собирал, но и на коше, и на пасеке главной радостью конечно же были для всех для них кони… ну, в самом деле, виноват!
— В деревне к нему хорошо относились, — сказала жена. — А теперь все смеются!
Углубившись в сибирские да кубанские дали, я уже потерял было нить разговора, потому переспросил:
— Смеются?.. Почему?
— Ты что, не слышишь, о чем я тебе рассказываю? — обиделась жена. —
— И деревня смеется?
— А что же они должны делать? — спросила она запальчиво. — Конечно, смеются: и над дохлятиной этой, и над Жорой над твоим…
В те дни я был сильно занят, никак не мог выбраться, чтобы хоть одним глазком взглянуть на «дохлятину», зато, когда со станции в Звенигороде звонил сын, засыпал его вопросами:
— Зачем он тебе, конь?
— Не знаю пока, — честно отвечал сын.
— А где он у тебя все-таки стоит, не пойму?
Он пытался успокоить:
— В ямке пока, ты знаешь… В той части будущего подвала, где я собираюсь гараж потом строить.
— Она же у тебя без верха?
— Да я накрыл быстренько — хоть кое-как пока…
— А в ней не холодно?
— Да с зимой повезло — пока морозов не было.
— Но там же коню темно, в ямке?
— А зачем ему свет?
— Правильно! — говорил я. — Это раньше черкесы подолгу выдерживали лошадь в конюшне без света, чтобы она потом хорошо видела в темноте и в ночном набеге не подвела… Ты что же, на Тимухово собираешься потом ночью напасть?
— Да почему? — хихикал сын, пробовал смехом поддержать мне настроение.
— На Аляухово, что ли?
— Вообще-то его можно пустить, Орлика…
— Куда?
— Ну, деревню развалить — справится.
— Справится?
— У него прикус, понимаешь?.. что-то все время должен грызть…
— Потому-то тебе его и отдали задарма?
— В общем, да.
— Так он тебе избу не сожрет?.. Начнет снизу…
— Ну, первый-то венец он слегка попортил… сильно погрыз. А потом я перевязал его на другое место. Правда, одну бечевку он тут же сжевал…
Я все же не выдержал:
— Как это так, слушай?.. Ничего для него не приготовив — и вдруг коня привести!..
— У меня уже, между прочим, скребок есть.
— Скребок? — принялся я насмешничать. — Это, конечно, главное — да, в конном деле, тут главное — скребок…
— А разве это не важно, в самом деле, чтобы лошадь ухоженная была?
— А где ты его купил?
— Да, купишь, как же — в продаже днем с огнем. Это мне одна бабушка передала с другого края деревни — лечил ее как-то… теперь внуки приходят: вот, бабушка послала, велела вам передать. И тут же спрашивают: а для чего эта штука, дядь Гоша? Что ею делают? Пришлось показать сразу. Ну, и приходят теперь каждый день — Орлика скрести…
— Ты, я вижу, не дурно устроился…
— А им плохо, что ли?.. Они катаются на нем…
— Ну, правильно: чего там в больнице дурака валять? Откроешь конноспортивную школу…
— Тут люди подошли звонить, — говорил сын. — Очередь.
— Ну, пока давай… Привет передавай.
Он спрашивал:
— Орлику?
— И Орлику тоже.
— Ты бы ему лучше хоть полмешка овса передал! — ехидно говорила жена, которая в такие минута, когда он звонил, конечно же стояла рядом. — Не знает, чем кормить…
— А что? — сказал я. — Это ли проблема — полмешка овса… вот делов!