Счастливая черкеска

Во времена лихой сибирской молодости, в ту пору, когда вопросов всякого рода бывает меньше, чем возникает на них скорых ответов, имелась у меня шутливая манера, которую, как водится, переняли потом дружки… Когда после очередного весьма авторитетного, а то и категорического заявления на какую-нибудь животрепещущую тему кто-то из них с сомнением спрашивал, откуда, мол, ты это взял? — с будничным вздохом отвечать:

— Видение было!

Как только они навсегда, думаешь нынче почти с ужасом, нас тогда не покинули?

Видения.

Как знаки не перестали являться?

И как мучительно пытаешься распознать их теперь!

1

Случилось это, пожалуй, в восемьдесят девятом году — уже в наши дни, как говорится… Уточнить можно бы, дозвонившись Володе Скунцеву и Марине: той весной по старинному обряду они обвенчались на Ставоропольи у друзей своих, казаков-некрасовцев, и через несколько деньков после свадьбы нагрянули к нам в станицу.

Володя уже бывал и в Отрадной, и в старом моем родительском доме… Оставшийся без недавних заботников, дом пустовал, и, когда парни из ансамбля «Казачий круг» — великолепного мужского хора — приехали на съёмки документального фильма о нашем Предгорьи, друзья мои в нем их и поселили.

В ту пору мы с женой, покинув Москву, принялись заново обживать наш дом, намереваясь, коли даст Бог, остаться в нем навсегда… Давалось это — после стольких-то лет столичной жизни — непросто, и появление Скунцевых было для нас не только подарком, потому, что мы хорошо знали их и чистосердечно любили, но и дорогим сердцу знаком, потому что, где бы ни жили, всегда истово исповедовали кавказское: гость в дом — Бог в дом.

Даже по прошествии стольких лет очень хорошо помню, как трогательно эта молодая пара тогда выглядела, как смущалась тоненькая большеглазая Марина, как, оберегая её, ходил вокруг заботливым петушком, Володя, особенно похожий в то время и русой бородкой, и вообще всем ликом, на императора Николая Александровича: недаром ему так шла русская полевая форма, которую стали тогда не только распродавать задешево, но чуть не силой навязывать: бери! Вроде того что: не выбрасывать же!

Как легко мы расстаёмся с собственными традициями и с собственной славой… может, кроме прочего, страдаем-то ещё и за это?

Не буду описывать, какой у Володи голос, не стану долго рассказывать, какой неоцененный пока духовный подвиг «Казачий круг», им собранный, совершил… Когда начала распадаться держава, и столь многие, обессилевшую, жадно бросились её обирать и грабить, эта голь перекатная, певцы, которым цены нет, совсем другим озаботились: может народная культура пропасть — затопчут. Старинная песня может исчезнуть навсегда — заглушат.

На жалкие, на последние гроши на все четыре стороны, в глухомань стали отправляться они «за песнями».

Через несколько лет чуть не за руку я привел к ним на репетицию знаменитого «эмигрантского» певца, потомка донских казаков Бориса Рубашкина (настоящая фамилия его чуть подлиннее: Чернорубашкин)… Будучи достаточно близко знакомым с некоторыми из зарубежных казачьих отпрысков, смею утверждать, что этот богато одаренный талантом нынешний австрияк — один из самых деловых людей, самых жёстких, и если бы не его душевный друг кубанецАлександр Притуп — эх, нынче — болгарин! — мне бы наверняка не удалось удержать Рубашкина до той минуты, когда ребята запели, наконец…

«Где они? — кипел Борис, оглядывая пустой зальчик, который „Казачий круг“ на птичьих правах „арендовал“ в одном из московских дворцов культуры, по иронии судьбы — в ДК завода имени Ильича. — На моих часах ровно семь. Это безобразие, господа!.. Серьёзные люди не могут так поступать!… Какая работа, оставьте, причем тут метро?.. Кем, говорите, кем? Слесарем?! Ах, среди них есть архитектор и есть редактор… Два кандидата наук, да, но скажите, скажите мне: артисты среди них есть?.. Объясните мне, в конце концов, кто они и зачем вы меня к ним привели?!»

Вскоре мы с добрым моим землячком, нынешним болгарином, высадившийся в Тамани почти три столетия назад предок которого шашкой рубанул на спор по дубовому пню, но не расколол его, только жалопритупил, оттого-то и стал Притупом, буквально вдвоём держали слишком горячего и «делового» Рубашкина… Стих он, наконец, когда ребята начали пробовать голоса, а когда они вместе спели первую, со слезами на глазах бросился к ним, закричал прерывающимся голосом:

— Господа, господа, где вы смогли взять ноты этих казацких песен?! Их можно купить у вас?

Не всё пока на нашей Руси продается, слава Богу, — не всё… Долго объясняли заезжей знаменитости, что с нотами не работают, всё собирали с живого голоса, но для него, так и быть, распишут ноты: в подарок…

Теперь, когда к нам приехали Скунцевы, я первым делом позвонил доброй знакомой Надежде Николаевне Яловой в станицу Бесстрашную: мол, примете нас с гостями?

Когда вот тоже соберусь написать о ней, эх!