Счастливая черкеска

Если бы это случилось в Москве, его бы скорее всего спасли… Или даже в Ростове, почти в родном городе: давно стал таким из-за старшего брата, Хасанбека, устроителя семейного музея Кантемировых… Не надо ему было садиться в седло, если неважно себя чувствовал!.. Или Асуан опять так бурно радовался его приезду, что не хотелось его огорчать?

И хоть хирурги в этом Целинном, недалеко от Ростова, сделали потом все что можно и все, говорят, что нельзя прободная язва оказалась сильней… ещё бы!

Какие только беды и горести вместе с постоянными заботами о хлебе насущном для себя да о сенце для Асуана её не подпитывали, язву…

Поминальные столы были накрыты в одном из помещений, где конники МЧС занимались теорией: это была отработка Мухтарбека за проявленное Шойгу гостеприимство — обучение солдат-срочников и курсантов Академии верховой езде.

Поминальные!..

А давно ли, невольно думалось, давно ли за столом с похожими яствами слышался дружелюбный говорок Ирбека, одного из самых уважаемых людей осетинской общины в Москве — недаром же его избрали потом её главой… Давно ли он поднимался с бокалом в руке, чтобы сказать заздравный тост…

Но тогда на тарелках лежали по три больших пирога.

Теперь — два.

Остро ощущавший без него в среде осетин свое сиротство, пошел было в дальний конец стола, на то самое место, где по известной поговорке, никто тебя не попросит подвинуться, но садившиеся во главе стола старшие громко о чем-то заговорили, и дорогу мне вежливо преградили несколько молодых людей, чуть не торжественно повели обратно.

— Ты что это? — с нарочитым укором сказал генерал Ким Цаголов. — Не знаешь обычай?.. Даже если бы вы не были с Ирбеком знакомы, место твое здесь — ты давно смотрел в зеркало на свою седую головушку?.. А вы с ним друзья были. Говорить после меня будешь первым: готовься.

И я уселся вроде бы на привычном месте, в голове стола…

Только его не было, с кем, как друг, сидел всегда рядом.

И тут я и подумал: а что?

Разве не стоит сказать о том, как с запоздалой горечью только сейчас открыл для себя, что столько лет, не отдавая в этом себе отчета, дружил, выходит, с человеком, который был воплощением рыцарства в его современном виде?..

И какой, какойон был рыцарь!

Так слово свое и начал потом, как по дороге в голову пришло: с любимого стиха Эдгара По…

Как внимательно и с каким интересом все слушали!

С каким пониманием отнеслись ко всему, сказанному дальше! Как пылко, нарушая традицию застолья, тем более такого строгого, заговорили потом наперебой.

— Но ведь аланы и были первыми рыцарями! — начал врач Амирхан Торчинов, доктор наук, — сколько счастливых часов провели мы с ним вместе с Ирбеком! — Помнишь, конечно, эту работу Франка Кардини «Истоки европейского рыцарства»? Он там прямым текстом говорит, что из скифских степей аланы привезли его на своих лошадях… А книжка Бахраха «Аланы на Западе»?.. Так что Ирбек блестяще продолжил традицию… кстати!.. Ребята наши, знающие английский, переводят сейчас самую последнюю книжку о рыцарстве, которая только что вышла на Западе… Может, уже читал её — ты говорил, похоже, прямо по ней!

Не по ней я, конечно же, говорил: по пониманию сердца. По душе, тоскующей по неожиданно ушедешему старшему другу…

Кое-кто из русаков тут может подумать: дался ему старшийдруг!..

Но тут уж ничего не поделаешь: это либо есть, либо нет… Ясное осознание того, что ты — «часть тех, с кем встретиться пришлось». Слова какого-то достаточно известного философа, но не хочу рыться в старых записях либо в книжках копаться, искать — это давно стало и моим тоже… может, нехорошо?

Когда-то мы дружили со знаменитым нынче Радзинским…

В зимней Гагре ходили по набережной, и он ну, почти по часу подряд мог цитировать кого-то из древних мудрецов, подолгу наизусть читать Бунина либо себя, любимого… Я слушал и поражался: феноменальная память!

Юра, Юрий Павлович Казаков, прекрасный писатель, говоря о Бунине там же, в Гагре, только шмурыгал носом и начинал искать платок, забытый в «хашной», где в тот день похмелялся… Юра, Юра!

Так вот, не стану долго объяснять, но так вышло, что очень ершистый в молодости и по этой причине оставшийся без щедрых учителей и добрых наставников, уже в зрелом возрасте я имел счастье подружиться с двумя великими, потом это многие поймут, кавказцами: с черкесом Аскером Евтыхом, прекрасным писателем, — называю его первым, потому что он на десяток лет старше Юры — и с Юрой-Ирбеком… Дело, в общем-то, достаточно простое: либо ты младший, либо — старший. Но на Кавказе это еще и традиция: должным образом к этому относиться. Так почему, чтя память моих добрых товарищей, я, тоже кавказец — родившийся на Кавказе кубанский казак — должен ей изменять?

Речь моя, судя по всему, задела Мишу за живое — грустный до того, почти потерянный, он вдруг повеселел: