Счастливая семья

Пока тетя Наташа с папой прятали ключи, мама с дядей Борей и со мной обустраивались на новом месте, поскольку папа в категоричной форме заявил, что больше ничего перетаскивать не будет. Маме не нравилась тумбочка, и мы с дядей Борей переносили тумбочку из одной комнаты в другую. Я со своей раскладушкой и вовсе временно перебрался к двери, чтобы не мешать маминой перепланировке. Комод мама заставила нас выставить в гостиную. Книжный стеллаж перенести в так называемую детскую. Когда она внимательно разглядывала шкаф, который тоже собиралась куда-то двигать, дядя Боря заявил, что ни он, ни шкаф больше не сдвинутся с места. Мама нисколько не расстроилась и переключилась на подушки, которые горой лежали в шкафу (штуки три из них тетя Наташа прихватила из других домов). Мама ложилась на каждую и проверяла «удобство». Она выкладывала то две больших, то одну маленькую поверх большой, то две маленьких рядом и никак не могла определиться, как лучше. Если бы не вернувшийся папа, который положил конец этой вакханалии, мама затеяла бы в доме ремонт. Она заявила, что старается не для себя, а для нас, но папа сказал, что, если мама сейчас же не прекратит свои дизайнерские усилия, он переедет к йогам и будет спать на гимнастическом коврике в саду. Они могли бы и дальше продолжать спор, но в этот момент из ванной раздался крик тети Наташи.

Как я уже рассказывал, домработница Финита не утруждала себя стуком в дверь. Нет, я могу ее понять. Она вошла в дом, который, по ее мнению, должен был быть пустым. Поскольку мы все в этот момент собрались в одной комнате, где разглядывали лежащую на подушках маму, Финита никого не увидела. И пошла в ванную. Наверное, в туалет захотела. Где и наткнулась на тетю Наташу, которая «решила освежиться». Сначала закричала тетя Наташа, которая редко запиралась, – мы и так слышали, что она в ванной, а потом закричала Финита. И я не мог определить, кто кричит громче – голая тетя Наташа, которая была возмущена вторжением, или домработница, которая решила, что мы ее преследуем как злой рок. В какой бы из домов она ни зашла, везде оказываемся мы.

Как мы уже все знали, Финита была обидчива и плаксива. На любое замечание мамы она отвечала: «Окей, Мария», – еще более скорбно, чем в самом начале. Окончательно отношения мамы и домработницы испортились после того, как Финита положила свой мотоциклетный шлем (а домработница, к зависти мамы, передвигалась на мотоцикле – маминой мечте) на кухонный стол. Мама считала, что на кухонном столе никогда не должны лежать расчески, игрушки, одежда и уж тем более грязный шлем, и переложила его на пол в коридор. Финита обиделась и даже возмутилась. На следующий день, когда мама проснулась и вышла на кухню, в холодильнике, головой прямо там, внутри, она увидела домработницу. Мама посмотрела на часы, решив, что проспала все на свете, но стрелки показывали семь.

– Что вы там делаете? – спросила она Финиту.

Домработница вынырнула из холодильника с колбасой и пакетом молока.

– Вы не любите животных! – заявила она маме.

А маме нельзя делать такие заявления в семь утра. Потому что в это время она не то что животных, людей ненавидит.

– Не люблю! – подтвердила мама. – Никогда не смейте залезать в мой холодильник! Даже если будете умирать от голода. Даже если все животные в округе умрут от голода. Это мой холодильник!

– Кошки голодные! – Финита решила не сдаваться.

– Это мои кошки! Я сама с ними разберусь!

– Я хотела налить им воды! Или вам воды жалко для бедных кошечек?

– Если вы сейчас же не закроете холодильник и не уйдете, я сообщу хозяйке, – сказала мама таким голосом, которого мы все очень боимся. – И если вы еще раз положите свой головной убор на мой кухонный стол, я его выброшу.

– Стол?

– И стол тоже. Но сначала я его сломаю. О вашу голову.

– Окей, Мария. – С этими словами домработница и ушла, источая спиной возмущение.

В этот день мы остались без завтрака. Мама сидела на диване и вместе с Симой смотрела мультики.

– Все, я больше не могу говорить. Ни на одном языке. – Мама отдала папе русско-греческий разговорник. Да, с домработницей она общалась с помощью этой волшебной книги. Она искала, как будет «голова», «стол», «холодильник» и изображала жестами окончание фразы. Когда речь шла о кошках, мама просто хватала ту, которая была поблизости, и совала ее в лицо Фините, как до этого проделывала с Симой. Надо ли говорить, что даже Соль уже не вырывалась из маминых рук, понимая, что раз ее трясут, значит, так надо.

– Это мои кошки. И я буду решать, кормить их или нет, – заявила мама, по всей видимости, окружающей ее природе и миру в глобальном смысле слова и вышла на террасу. Соль, Перец и Уксус расступились и изобразили на мордах почтение. Мама накормила их сосисками и налила молока.

– А мы что-нибудь поедим сегодня? – спросил папа. И мама тут же выдала ему кошкины сосиски и молоко.