Счастливая семья

– Нет, ну вы представляете? – встретила нас мама. – Если он поступит так еще раз, я проколю ему шины! Он меня прекрасно видел, я бежала по улице, истошно вопя и размахивая руками. И что же он сделал? Сделал вид, что не заметил меня, и свернул на другую дорогу! Как можно было меня не заметить? Но я его догнала – пришлось срезать крюк через чужой участок. И ему пришлось иметь со мной дело. И надо же было иметь такую наглость, чтобы начать рассказывать мне про луну – она у него опять, видите ли, убывающая! Поэтому плохой улов, и он обещал рыбу хозяйке виллы. На нас у него, видите ли, не хватило. Нет, я, конечно, терпеливая, но Алексис меня довел. Пришлось поговорить с ним по-другому. И знаете, что выяснилось? Он понимает по-русски! Оказывается, раньше, до того как стать рыбаком, Алексис плавал на теплоходе и был в Одессе. А я-то думаю, почему он среагировал на русский мат? Ведь даже переводить не пришлось! Он прекрасно понимает по-русски. Особенно числительные. В общем, рыба у нас теперь не будет зависеть от лунных фаз, – мама говорила с нескрываемой гордостью.

– Что ты с ним сделала? – ахнула тетя Наташа, предполагая, что мама пытала рыбака, уточняя его познания в русском языке.

– Ничего особенного, – хмыкнула мама, – пообещала испортить ему репутацию у русских туристов. Что с тобой? – Она наконец заметила, что тетя Наташа держит опавшего, как плакучая ива, папу.

Папа лежал на диване и стонал. При этом он очень страдал от того, что больше не может быть полезен семье. И предпринимал отчаянные и безуспешные попытки сесть, чтобы потом пойти развесить пляжные полотенца. Он делал два шага и падал на диван с новой порцией причитаний, роняя и полотенца, и сумку. Мама металась между папой и тетей Наташей, которая оставалась под впечатлением от утреннего происшествия. Через минуту в доме появился и Алексис, который привез маме сдачу, которую должен был с утра. И все давали советы, как лучше лечить папу.

Алексис предлагал сделать папе мануальный массаж, которому он научился в одном из рейсов в пору своей славной юности. Чтобы угодить маме, рыбак даже начал говорить по-русски – вполне сносно. Чтобы продемонстрировать свое умение, он сел на папу верхом и придавил его коленями. Папа закричал – больше от возмущения, чем от боли. Финита, пришедшая поменять полотенца, жестами предлагала поймать одну из кошек и положить папе на поясницу. Она даже сграбастала Соль и водрузила папе на спину. Но Соль совершенно не собиралась становиться лечебным поясом из собачьей шерсти и расцарапала папе попу. Ну, куда смогла достать, то и расцарапала. Папа опять истошно завопил. Финита сказала, что могла бы примотать Соль полотенцем, но мама сказала, что это негигиенично, и намазала папину попу зеленкой. Папе было, конечно, очень неловко от того, что посторонние люди садятся на него, кладут кошек и видят его в столь неделикатной позе, но, с другой стороны, ему было лестно всеобщее внимание, и он, с точки зрения мамы, стонал излишне громко.

Когда папа «выходит из строя», мама считает, что она несет ответственность за всех, и превращает нашу жизнь в образцово-показательный плац. Мы маршируем, отжимаемся и салютуем. Следующие три дня, пока папа лежал лицом в диван, замотанный пледом и намазанный всеми подручными мазями – от геля для растяжений до барсучьего жира (на самом деле это был жир кого-то еще, но мама не помнила слово, поэтому мы не могли найти перевод). Средство передала Теодора, которая, сидя за собственным забором, естественно, была в курсе происходящих у нас в семье событий. Так вот банку с вонючей жидкостью она передала через Финиту. Та не верила в чудодейственную силу средства и сказала маме, что на ее месте она бы ни за что не намазала мужа этим. Поскольку мужа у Финиты никогда не было и даже не предвиделось, мама решила, что слова и жесты домработницы – самая лучшая характеристика.

– Тогда точно хорошее средство, – сказала мама и решительно намазала папину спину. Через минуту папа закричал так, как будто его ошпарили кипятком.

– Быстро сотри с меня это!

– Терпи. – Мама не без удовольствия смотрела, как папа корчится в муках.

– Не могу! Жжет! – умолял папа.

– Жжет – значит, действует, – сказала мама.

Потом папа еще долго кричал. Но на следующий день встал без посторонней помощи – средство и вправду оказалось чудодейственным. Правда, с одним побочным эффектом – от папы продолжало пахнуть барсучьими испражнениями. Или дохлым скунсом, хотя никто из нас точно не знал, как пахнет скунс, тем более дохлый. Или и тем, и другим сразу. Но кем-то точно сдохшим и очень вонючим. Запах невозможно было отбить ничем – ни тройной ванной с использованием ароматических масел, ни духами (причем духами тети Наташи, шлейф от которых распространялся далеко за пределы нашей улицы), ни чистящими средствами (в отчаянной попытке избавиться от запаха мама помыла папину спину средством для унитаза).

– Надо спросить у Теодоры, чем это отмывается, – сказал папа.

– Ты что? Это же неудобно! Она так хотела помочь и, между прочим, помогла, – ответила мама.