– Ужас какой! – я покачал головой. – Десять лет жизни. Почти бесконечность.
Пауза.
– Кстати, в «Сколопендру» требуется бармен, – киргизочка надела тапки. – Полтинник обещают на руки.
– Неплохо. Прикину. Подумаю, – равнодушно ответил я и, подхватив пакет, понёс его на кухню.
Моя реакция не понравилась Гале. Она остановилась в дверях и провела пальцем по пыльной микроволновке.
– Давно не убирался, – не то спросила она, не то сказала утвердительно. В её голосе прозвучал целый букет ноток: досада, насмешка, укор и даже гадливость.
– Не было времени, – ответил я и сам же рассмеялся.
– Понятно. Я так и думала. – Галя дунула на палец, будто это был не палец, а дымящейся ствол револьвера.
Киргизочка ополоснула руки и села на диван, закинув нога на ногу. Выглядела она просто сумасшедшим образом: в коротких шортиках и жёлтом топе.
– Будешь вино? – спросил я, доставая штопор. – Ты сегодня безумно красивая! Просто слов нет. Все метафоры меркнут.
– Буду, – ответила Галя, пропустив мой комплимент мимо ушей.
Она и сама всё это прекрасно знала, но знала она и другое: я способен на многое. Если бы не мои способности, то зачем, для чего я тогда нужен киргизочке? Чем я ей так приглянулся? В отличие от Маши, Галя не была тщеславна.
Я был уверен, что привлекаю Галю не чем-то абстрактным в будущем, а именно своим актуальным талантом. Да, последние месяцы выдались для меня непростыми, просто провальными. Это правда. Но! Но, даже несмотря на это и всю мою тогдашнюю социальную ничтожность, в духовном плане я, очевидно, превосходил Галю. Это бесило её, но и жёстко цепляло: крючками были мои рассказы. Я держал на них киргизочку, как сказочную щуку, не давая ей уплыть. Но мне хотелось большего. Мне хотелось поддеть её и втащить к себе в лодку. Галя же сопротивлялась, натягивая между нами леску: то ли оттого что крючки поизносились, то ли из-за моего образа жизни или из вредности, а может, из-за всего сразу… Разве поймёшь женскую логику?
– Переезжай ко мне. Будем вместе убираться в квартире, – предложил я, закручивая штопор в бутылку. – Ты будешь мне готовить еду и заваривать чай, а я буду лучше и больше писать. Честное слово!
– Нет уж, спасибо! У тебя тут для двоих мало места, – ответила Галя.
– Неправда. – Я улыбнулся и разлил вино по бокалам. – Во-первых, мы будем одним целым. А во-вторых, у меня шикарные жилищные условия. Так называемая евродвушка. Сорок один метр с балконом. Разве мало? Ну, предположим, даже если мало, то, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Поговорки никогда не врут.
Галя кисло улыбнулась. Она не любила поговорок и не верила им. Ей нравился Бунин: его породистость, интеллигентность и душевная холодность. Киргизочка считала Ивана Алексеевича глубоким автором с безукоризненным стилем. Я – мягко говоря, нет. Из-за этого мы, кстати, и поругались с Галей единственный раз. Так сказать, на литературной почве.
А начиналось всё невинно. Субботним вечером мы решали, что посмотреть перед сном. Галя предложила фильм «Солнечный удар», который снял Никита Михалков по произведениям Бунина. Я фыркнул, заявив, что первый – ещё норм, а вот второй – это полное днище: одно пижонство и словоблудие. К тому же он был за белых, но я-то – красный. Киргизочка что-то мне резко ответила. Слово за слово, началась перепалка. Крики. Взаимные обвинения. Мат. Минут через десять мы успокоились, и я согласился на «Солнечный удар». Фильм мне понравился, а вот Бунин стал ещё неприятней. У меня появилось к нему предубеждение. Помню, прочитав его дневник под названием «Окаянные дни», я подумал: «Если это не сборник анекдотов, а, видимо, это не так, то, значит, это именно то, что сейчас называют “либераху порвало” – идеальный случай».
Ради интереса я купил ещё две книги Бунина, типа самые-самые: роман «Жизнь Арсеньева» и сборник рассказов «Тёмные аллеи». Прочитав их, я окончательно всё решил для себя: «Ну и говно.
И за что ему только Нобелевскую премию дали? Какая-то мутная история. Похоже, политика».
– Ещё не время съезжаться, – подвела черту Галя. – Давай сейчас не будем об этом.
– Не хочешь – как хочешь. – Я протянул ей бокал вина.
Мы выпили. В комнате царил полумрак.
– Может, гирлянду включить? – спросил я. Она так и висела на книжном шкафу после Нового года.
Галя кивнула. Я нажал на кнопку и получил немедленный результат. Комнату заполнил мигающий праздничный свет. Атмосфера стала как в детстве. Заворожённость. Мы с Галей притихли. Каждый думал о своём. Я поставил бокал на журнальный столик и прошёлся по комнате, заложив руки за спину, как Наполеон. Киргизочка пристально наблюдала за мной, щуря свои и без того узкие глаза.
Она получала удовольствие оттого, что я чувствую неловкость, а Галя точно знала, что именно неловкость я сейчас испытываю. Вчера я выслал ей свой новый рассказ и теперь ждал вердикта. Именно вердикта: «казнить нельзя помиловать». Где будет запятая? С некоторых пор я сделал Галю, по терминологии Стивена Кинга, своим идеальным читателем. Но я пошёл дальше него: сделал Галю своим единственным читателем.