– Не хочешь покурить? – спросил я, не выдержав.
Неловкость в тишине – это как ёрш (водка плюс пиво): невозможно много выпить.
– Покурить? – не поняла Галя. – Чего покурить?
– Табака с родины табака. С озера Титикака. Табак очень крепкий. И очень дорогой.
– А ты говорил, что у тебя денег нет, – на лице киргизочки появилось то самое порнографическое выражение: слегка ироничное.
– Меня сосед угостил. Он недавно вернулся из Боливии.
– Ну-ну. – Она откинулась на спинку дивана.
«Издевается», – подумал я, но промолчал, потому что Галя раздвинула ноги: не знаю уж, специально или нет. Я увидел её зелёные трусики и, сглотнув слюну, повторил вопрос:
– Не хочешь покурить?
– Хочу, – ответила Галя и захлопнула ноги.
Мы вышли на балкон. Я чиркнул зажигалкой и взорвал самокрутку. Титикака проникла в меня моментально: мои дыхательные пути не стали для неё лабиринтом. Я чуть приподнял голову вверх и задержал дыхание. Боливийский дым был жарок и дик. Я протянул самокрутку Гале. Она затянулась дважды и даже не закашлялась. А табак был очень-очень крепок, как дедовский самосад.
– Ого! – я был восхищён её лёгкими.
– Хороший табак. С вишнёвыми нотками, – выдохнула из себя Галя размытым голосом.
Мы стояли с ней на балконе второго этажа как в тумане. В нос бил приторный запах.
– Угу. – Я слегка поплыл от него.
Я будто качался на маленьком плоту и наблюдал за улицей. Там горели три фонаря. На одном из них сидел воробей и, кажется, спал, игнорируя жизнь. Может, он умер? Галя потягивала вино и смотрела куда-то вдаль сквозь окно. Вдруг её взгляд сорвался и, резко поднявшись, упёрся в жалюзи. Тёмные, бамбуковые, с жёлтым регулировочным шнурком. Он медленно раскачивался от сквозняка, создавая на белой кирпичной стене страшную тень, похожую на повешенного. Я вздрогнул, но Галя ничего не заметила. Она была погружена в свои мысли.
– Будешь ещё? – спросил я. – Тут ещё осталось на одну затяжку.
– Нет, – произнесла Галя почти невесомо. Я даже не был уверен, она ли это сказала, но, кроме неё, больше некому было.
– Ладно, – ответил я и погрузился в паузу.
Когда я обкурюсь табаком, то я – человек-пауза. Я – сторонний наблюдатель. Почему? Чёрт его знает, почему. Все необкурен-ные люди похожи друг на друга, каждый обкуренный обкурен по-своему. Я не хотел лишних движений. Мои губы еле заметно шевелились, тело подрагивало, а глаза медленно двигались от предмета к предмету. Я будто пересчитывал их, как куриц: раз, два, три…
– Хороший табак, – повторила зачем-то Галя и добавила: – Очень хороший, с вишнёвыми нотками.
Я вдавил окурок в стеклянную пепельницу и сфокусировался на форточке, как в прицел. На детской площадке никого не было, зато на крыше трансформаторной подстанции гуляли сразу два сизых голубя. Дальше мой взгляд упёрся во что-то незнакомое и чужое. Я вдруг понял, что магазина «Продукты 24» больше нет, а вместо него мигает вывеска «Школа танца». Это стало спусковым крючком. Я рассмеялся и начал бессмысленно плясать, насилуя ноги. Галя схватилась за живот, будто у неё и не было никакого отрешённого состояния. Табак с озера Титикака нас мощно забрал. Было так смешно, что смеяться уже не получилось: из нас с Галей вырывались звуки латиноамериканских животных. Один прохожий даже остановился посмотреть, что у нас там происходит, на втором этаже. Зоопарк?
– Иди-иди, куда шёл! – крикнул я, но любопытный гражданин никак не отреагировал. Вряд ли он разобрал мои слова, которые отразились от стен, преодолели стекло и пролетели ещё метров десять по воздуху.
– Серёжа, пошли в комнату! – Галя тяжело дышала. От бурного смеха она зарумянилась, как пирожок с повидлом.
Мы сели на диван и начали смотреть клипы на «ютубе». Помню первые три: «Лицей» – «Осень», Линда – «Ворона» и Оскар – «Бег по острию ножа». Я знал эти песни наизусть и, покачивая головой, бормотал их тексты. У меня был душевный подъём. Мне нравилась моя квартира, особенно Галя в ней и панк-плакаты на стенах. Книжный шкаф тоже очень нравился. На нём висели две медали за московские марафоны и спартаковский красно-белый шарф. На кухонном столе всё было тёмно-белым: светильник, баночка с витаминами и два бирдекеля[11]
. На плите стояла кастрюля с макаронами. На деревянной столешнице – две бутылки: минеральная вода и подсолнечное масло. Я ещё подумал тогда: такие разные жидкости и такие похожие бутылки – чудеса.– Пакет с едой забыли разобрать, – сказал я и поднялся с дивана. – Хочешь есть?
– Можно, – ответила киргизочка, – Шашлык хочу.
– Шашлык? – переспросил я и глупо улыбнулся.
Я никогда не видел, чтобы Галя ела шашлык. Но это ладно. Допустим, ей захотелось. Бзик, фантазия, порыв. Но дело было не только в её желании. Ведь был ещё и я. Ведь Галя приехала ко мне, чтобы трахаться. Но разве можно перед сексом есть жареное мясо? Это ведь тяжёлая, антисексуальная пища, больше подходящая пузатым мужикам и толстым бабам. Отвратительно. Может, Галя решила меня так унизить?
– Шашлык, – повторила она. – У тебя же тут недалеко открылся шашлычный двор. «Кавказ» называется. На «Яндексе» у него отличные отзывы. Почти пять звёзд.