–
Как это приедут к восьми? Сегодня? Я же простерилизовала инструмент уже, это, во-первых, – звенящим от сдерживаемой, распирающей её ярости, проговорила Женька, – Во-вторых, ты же знал, что на сегодня намечена уборка, её было необходимо выполнить. По СанПину уборку стоматологического кабинета, между прочим, нужно вообще дважды за смену делать, но я физически не успеваю! Сегодня было пятнадцать человек, Рафик! Пятнадцать! Из них восемь – сложные. Резекция корневой верхушки, установка брекетов, глубокий кариес, замена коронок на передних зубах.. – Женька с ненавистью посмотрела на Рафика, с отсутствующим видом ковыряющего зубочисткой и махнула рукой, – Да кому я рассказываю, если бы ты ещё понимал, о чем я тебе говорю. Рафик прищурил круглый черный глаз и, повысив голос, характерным образом растягивая гласные, спросил:–
Все у тебя, да-а? Ну и хорошо, а то я очень испугался, что будет ещё и в-третьих.–
А в-третьих, уже почти восемь, и нужно дописать закупочный акт, завтра среда, помнишь? Иначе опять на неделю отложится. И, в-четвертых, мне нужны деньги, ты не выплатил мне за две недели предыдущего месяца…И… Рафик широко улыбнулся и развел толстыми руками:–
Женька резко отвернулась и пошла к умывальнику. Предательские слезы душили её, закрывали обзор и вызывали горловой спазм. «Чертов урод, жирная, вонючая свинья, – с быстротой молнии проносилось у неё в голове, – Грязный ублюдок! Ну, подожди, я тебе устрою!» Что именно она собиралась устроить Рафику, ей пока было неизвестно. Но через двадцать минут после усвоения спасительного допинга (ситуация вынудила Женьку прибегнуть к крайним мерам, т.е. опорожнитьсвою волшебную фляжку, рассчитанную до самого конца трудового дня, ну да ничего, спирт в медицине ещё никто не отменял, слава богу!Правда, мерзостный и жадный до умопомрачения Рафик, каждый раз злобно пыхтел и косился на неё, вовсе небезосновательно подозревая своего врача в нецелевом использовании C2H5OH) Женя в свежем халате, умытая, благоухающая секретной китайской мазью, с весьма условным названием «Антизапах», занималась молодой женщиной армянской национальности, с распухшей щекой. О недавнем инциденте напоминали только её покрасневшие глаза. Рафик уехал, оставив ей на столе мятую тысячу. Женька, когда он презрительно кивнул в сторону банкноты, вспыхнула, собираясь выдать достойную отповедь, но поняв всю бесполезность этого, а тем более представив, как он при своей невестке будет, закатывая глаза, расписывать на какие жертвы он, бедный, идет, оплачивая ленивым, неблагодарным, да к тому же пьющим работникам жилье и прочие блага, решила отказаться от этой затеи. «Почему я торчу вот уже три месяца, в этом гнусном кабинете? Из-за чего пашу за жалкие копейкина этого урода? – задавала она снова одни и те же вопросы, и сама себе отвечала: «Потому что я, вот этими руками уничтожила собственную жизнь!» – она машинально глянула на свои руки, которые привычно тщательным образом мыла по завершению работы.