Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Я была тронута, заметив на сестре старую темно-синюю толстовку с надписью «Университет Брауна», которую подарила ей во время учебы.

– Ты похудела, – заметила я, присмотревшись к ее лицу. – Ты хорошо питаешься?

– Хорошо, просто отлично, – со смехом ответила Скарлетт и помахала перед камерой картонной коробочкой с рисовой лапшой. Потом подцепила лапшу палочками и отправила в рот.

Я закатила глаза.

– Может, начнешь нормально готовить вместо того, чтобы пихать в себя разный фастфуд?

– Нет времени, я работаю денно и нощно.

– Над чем?

– Над альбомом! А еще я нашла постоянную работу в баре, который находится в одном из крутых районов Манхэттена. Буду петь там по средам, правда, репертуар выбираю не я, и он дерьмовый. Но зато там платят триста баксов за ночь…

– Здорово…

– Кроме того, бар набирает популярность. Может, там я встречу кого-нибудь, кто… ну, ты знаешь…

– Как понимаю, у тебя все хорошо?

На самом деле я мало что понимаю. Эшли и Дакота убеждены, что Скарлетт портит себе жизнь этой своей одержимостью музыкой и что я должна заставить ее отказаться от детской мечты. Честно говоря, я не знаю, как быть. Скарлетт намотала лапшу на палочки с ловкостью, наводящей на мысль, что она – завсегдатай китайского ресторанчика, над которым живет.

– Да-да, все прекрасно… Я кое с кем встречаюсь.

– Давно? Как его зовут?

– Уже три недели. Его зовут Алехандро, он испанец…

Скарлетт встречается с парнями с пятнадцати лет.

Впрочем, встречается – не совсем верное слово. Тусуется, проводит несколько ночей в их постели, а потом бросает, чтобы любой ценой избежать отношений, которые будут длиться дольше нескольких дней. Поэтому мне совсем необязательно запоминать этого Алехандро, у которого, к несчастью для него, скоро выйдет срок годности.

– Ты не поверишь! – вдруг воскликнула Скарлетт. – Я завела котенка!

– Котенка? Правда?

Она поставила перед камерой рыженького котенка и потерлась щекой о его мягкую шерстку. Котенок замурлыкал. Лицо Скарлетт осветила улыбка подлинного счастья, и на мгновение мне вспомнилась маленькая девочка из Квинстауна, которой она некогда была.

– Его зовут Дэвид Боуи.

– А вот я никогда не заведу кота.

– Не говори так! Если я умру, тебе придется взять Дэвида себе.

– Ты не умрешь.

– Умру, в двадцать семь лет. Как Курт Кобейн и любая другая уважающая себя рок-звезда. У меня все распланировано.

Скарлетт выглядела очень серьезной и искренне переживала за судьбу Дэвида Боуи, поэтому я торжественно пообещала позаботиться о котенке после ее смерти. Она вздохнула с таким облегчением, что я не осмелилась сказать, что котенок проживет меньше, чем она, что котенок – обуза, которую нельзя бросить через три дня, как беднягу Алехандро.

– Как работа?

– Ты про работу в кафе «Уай»? Я уволилась, – ответила Скарлетт с набитым ртом.

– Господи Боже! Почему?

– Потому что работа официанткой убивала мой творческий потенциал. Мои последние песни, они… – Скарлетт нахмурилась и посмотрела прямо в камеру, словно подбирая слова. – Все демо-песни, которые я записала… В них нет души. Думаю, на этот раз я сделаю все правильно. Я должна выложиться по полной.

Я растерялась. Скарлетт проработала в кафе «Уай» почти два года, там у нее был гибкий график, дававший возможность заниматься музыкой, и приличная зарплата, позволявшая снимать комнату в Бруклине, а не бродяжничать или ломиться к маме, которая больше не желала ее принимать. А теперь Скарлетт бросила эту стабильную работу, чтобы посвятить все время написанию альбома. Я буквально слышала, как Оливер толкает речь о незрелости моей сестры и ее полном непонимании реальности, а в заключение говорит, что не будет содержать ее, когда она останется без крыши над головой.

– Зря ты уволилась, – вздохнула я. – Чем ты собираешься платить за аренду?

– Ах да… Я сейчас на мели, поэтому хотела спросить, сможешь ли ты одолжить мне немного денег? – спросила Скарлетт, нацепив на лицо свою фирменную улыбку Джулии Робертс и захлопав ресницами.

Обычно я соглашаюсь. Я зарабатываю достаточно, чтобы помочь своей сестре в сложную минуту, но я была уставшей и расстроенной, а Скарлетт три недели не подавала признаков жизни.

– Послушай, Оливер уже злится, что я даю тебе деньги. Мы собираемся завести ребенка, и нам нельзя тратить сбережения направо и налево.

– Но я все тебе верну, когда…

– Когда разбогатеешь, да, знаю. Проблема в том, что я годами это слышу и годами перевожу тебе деньги. Мне нелегко убедить мужа, что однажды ты и правда все нам вернешь. – Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не разговариваю так со Скарлетт. Может, я устала, а может, все дело в мозгоправе, которая довела меня до трясучки… – Я продолжила: – Знаешь, что сегодня сказала мой психотерапевт?

Скарлетт закатила глаза:

– Тебе не нужен психотерапевт, Алиса! Не понимаю, почему ты идешь у Оливера на поводу…

– Она сказала, – перебила я, – возможно, я не беременею потому, что подсознательно боюсь тебя предать и боюсь, что ты почувствуешь себя брошенной.

Тишина. Скарлетт нахмурилась и положила палочки в картонную коробочку.

– Почему ты говоришь обо мне со своим психотерапевтом?