«Михал действительно здоровенный парень и, наверное, в жизни выходил из более затруднительных положений… Не приняло ли здесь все случайно таких размеров, о которых мы и понятия не имеем?.. Не зашел ли он сам так далеко в тупик, что в какой-то критический момент уже не видел выхода?»
— Пойду-ка я в райком, — решительно поднялся Юзаля.
На Валицкого его намерение не произвело большого впечатления. Он сегодня чувствовал себя не лучшим образом, потому что читал до часу ночи и не выспался.
— Я выпью еще кофе. У меня глаза слипаются. — Он кивнул Юзале головой. — Встретимся на обеде.
— Мы оба не очень-то переутомляемся, товарищ редактор, — заговорщицки улыбнулся председатель. — Уж больно наши дела медленно продвигаются, но, может быть, потом все наладится.
— Сначала и я был в этом уверен, но сейчас…
— А я, наоборот, вижу, что мы прекрасно дополняем друг друга. — Юзаля похлопал его по плечу, ему все больше нравился этот взбалмошный парень.
У Валицкого разыгралось воображение. Он думал, что может представить себе мысленно все обстоятельства дела, потом установить его модель около подлинника и только проверить, прилегают ли самые важные точки друг к другу. И в какой-то момент ему показалось, что он способен это сделать за столиком кафе, не двигаясь с места и без чьей-либо помощи.
…Приближался полдень, беседа Юзали с секретарем по пропаганде Бенясом длилась уже два часа. Они сидели в кабинете Горчина, потому что кабинет Беняса занимала какая-то группа, которая под его наблюдением готовила доклад для очередного заседания бюро.
— Еще кофе? — спросил Беняс, отодвигая грязные стаканы.
— У меня неплохое сердце, но такого количества кофе даже лошадь не выдержала бы. Спасибо. Лучше давайте закурим. — Он угостил собеседника сигаретой, но тот решительно отказался, закурив свою. Юзаля, пользуясь перерывом в разговоре, внимательно приглядывался к нему.
«Или он действительно ничего не знает, или притворяется непонимающим. Только какой может быть в этом смысл? Ведь известно ему, что Горчин предложил освободить его от работы… Но известно ли? — Он не помнил всех подробностей, но знал, что Старик тогда не согласился, дал Бенясу еще один шанс, может быть принимая во внимание слишком строгое отношение Горчина к своему заместителю. — Ведь сейчас у него единственная возможность помочь Горчину убраться отсюда ко всем чертям… Я сыграю с ним в открытую, но для этого еще есть время…»
— Давайте займемся наконец делом директора «Фума», как его там… — Юзаля вытащил из папки копию письма, в котором Горчин обращался в главк с предложением о его увольнении.
— Гурчинский.
— Я сегодня собираюсь в «Фум», — он положил обратно папку, — и хотел бы вас спросить о нескольких вещах… Собственно говоря, об одной.
— Пожалуйста.
— Я в общих чертах знаю о конфликте между Горчиным и Гурчинским в том, что касается завода, но меня интересует другое. В частности, не имеют ли здесь место какие-нибудь личные счеты, понимаете?
— Да, понимаю. Наверное, так оно и есть, Горчин на последнем пленуме задал ему трепку.
— За дело?
— Трудно сказать, все это не так просто.
— Вы считаете, что вашим партийным долгом является всегда соглашаться с первым секретарем?
— Нет, почему же, — покраснел тот, — но мы должны иметь здесь, в райкоме, какое-то общее мнение, не правда ли?
«Что Горчин с ними сделал? Неужели они так уверены, что никакая сила его не сдвинет, что сидят тихо, как мыши?»
— Вы уверены, что Горчин был прав?
— Мне трудно оценивать его выступления. Ведь был представитель экономического отдела воеводского комитета и поддержал Горчина. Директор «Замеха» тоже. Впрочем, вы можете ознакомиться со всеми протоколами пленума.
«Не может он быть таким глупым, просто делает вид, только зачем, черт возьми, зачем?» — думал Юзаля, а вслух сказал:
— Ну, предположим, я хочу узнать ваше личное мнение.
— Личное? — удивился Беняс. — А какое оно имеет значение?
— Слушайте, секретарь, давайте не будем играть в прятки… Ну, говорите смело. — Терпение Юзали уже иссякло, но он старался сохранить хотя бы его видимость.
— По-моему, Горчин был не прав, а если бы даже и прав, то нельзя так поступать с нашим человеком, членом партии, который поставил этот завод на ноги.
— Вы пробовали его убедить, например, на секретариате?
— Да, но вы думаете, что это легко? Он не раз нам повторял, что кадровая политика — его дело.
— Он сам решал, не согласовывая?
— Согласовывал, но ему всегда говорят «да». Формально все в порядке.
— Заколдованный круг.
— Да, вы правы.
— Вы знаете о том, что Горчин хотел вас снять? — спросил Юзаля, решив напомнить Бенясу о его собственном конфликте с первым секретарем.
— Да, я знаю и то, что он не любит менять своего мнения. Впрочем, о своем решении он мне первому сказал. У меня нет к нему никаких претензий. Каждый подбирает себе таких сотрудников, с которыми ему лучше работается. Если товарищи из воеводского комитета решат, что я для него слишком глуп, то я уйду. Мало ли работы.
— Я не понимаю вас, товарищ Беняс.
— Я вас тоже. Что вы от меня хотите, товарищ председатель?
— Чтобы вы не прятали голову в песок.