Счастливчик

— Жалко, что здесь нет секретаря Горчина, — что бы он, сейчас сказал?..

— Он? Он бы просто махнул рукой: «Для того вы тут и сидите, за это вам завод и платит большие деньги». И сразу же сел бы на своего конька: сверхурочная работа, самовольное строительство, превышение нормативов, рост прогулов. Единственно, о чем бы он не подумал, это что он сам делал бы на моем месте.

— А что бы вы сделали на его месте? — спросил Юзаля, сощурив глаза в хитрой улыбке.

Вопрос только на мгновение смутил директора, через минуту он ответил прежним бодрым тоном:

— Я был бы реалистом. А он вместо того, чтобы нам помогать, ставит мне и всему коллективу палки в колеса. Разве я не знаю, как должно быть на заводе, разве меня не учили? Разве я сам за эти годы не научился всему? Но, видите ли, товарищ председатель, между «знать» и «мочь» принципиальная разница. Я здоровье потерял из-за этого завода, живу только его проблемами, знаю его во всех деталях, но я не чудотворец. И никто бы здесь больше не сделал… Именно так я ему без обиняков и сказал на последнем пленуме.

— Понимаю, понимаю, — пробормотал Юзаля, агрессивность Гурчинского на некоторое время его как бы подавила.

— Скандал из-за неликвидов, из-за превышения нормативов… А ведь отчаянное положение со снабжением, нет стали, цветных металлов, труб, проволоки… То есть нет столько, сколько требуется. Я должен запасаться впрок, чтобы сделать план, дать людям премию и тринадцатую зарплату. Знаю, что так нельзя поступать, но я вынужден, просто выбираю меньшее зло… Видите эти бетонные столбы? Здесь начинают строить новый цех. Если бы я не велел их смонтировать под мою личную ответственность, у меня забрали бы лимиты, а я не хочу оставить предприятие без строительства. В главке меня хотели за это повесить, но вынуждены были дать средства, чтобы не заморозить те, которые уже израсходованы. Новый цех позволит нам в будущем году принять на работу на двести человек больше. А что может быть важнее для Злочева, если не новые рабочие места, о которых первый и сам постоянно говорит. И мы не решим эту проблему при помощи кустарного промысла, изготовления плетеных изделий или другой чепухи, путь один — развивать промышленность. Скажи сам, Зенон, — призвал он в свидетели Беняса.

— Мне не нужно это объяснять. Но о нас двоих и еще о нескольких других говорят, что у нас ограниченный кругозор и мы не видим политики государства в целом. Я все-таки думаю, что если наша политика хороша для нас, то она хороша и для государства.

— По этому вопросу к вам собирается приехать комиссия…

— Я не одну комиссию пережил, — фыркнул пренебрежительно Гурчинский, — и, откровенно говоря, не одного секретаря.

— Насколько я знаю Горчина, он не действует слишком опрометчиво.

— У него есть конек: переставлять кадры в районе. Увольнять, переводить, поучать, — не выдержал Беняс. — Только, скажите, какая от этого польза? Создается нервозная обстановка среди людей, потому что никто не уверен в своем завтрашнем дне, каждый может оступиться. А нервозная обстановка в конце концов приводит к безразличию и смирению. Я не раз говорил об этом на бюро, можете проверить в протоколах. Но при таком составе, какой себе подобрал Горчин, им все можно внушить.

— Внушить или убедить?

— Кто признается в том, что он глуп, что не думает или поддакивает шефу, не будучи в чем-то уверенным? Каждый предпочитает делать хорошую мину при плохой игре, не правда ли?

— В течение двух выборных сроков я был членом бюро, — дополнил слова Беняса Гурчинский. — При Белецком, хотя у него были другие недостатки, такие методы не практиковались. А в прошлом году я уже не вошел в бюро.

— Ну что же, нормальная смена состава.

— Может быть, но по удивительному стечению обстоятельств в бюро вошли люди, угодные Горчину.

— Это серьезное обвинение, товарищ Гурчинский.

— Я могу изложить его в письменном виде. Я не из тех, кто шепчется по углам, а молчит там, где должен кричать и бить кулаком по столу. Я — член партии, мы все в одной партии и имеем одинаковые права. Среди нас не может быть ни рядовых, ни генералов только потому, что кого-то из нас выбрали на ответственный пост.

— Не сердитесь, товарищ, но я тоже люблю говорить правду в глаза. Я приехал сюда не для того, чтобы защищать Горчина. Но почему-то мне кажется, что если бы он вас оставил в покое, вы бы мне не сказали того, что я услышал. Ведь он, наверное, с начала своего пребывания в Злочеве был таким, какой он есть.

— Получается замкнутый круг, — вмешался Беняс. — Мне иногда кажется, что все мы правы и одновременно все ошибаемся.