Счастливчик

Михал поднял телефонную трубку. Он понимал, что бессмысленно откладывать этот разговор на завтра. В течение нескольких секунд, нужных для того, чтобы соединиться с городской гостиницей, он еще надеялся на то, что Юзали нет в номере, может быть, он сидит внизу в ресторане или гуляет по городу, но администратор развеяла его надежды.

«Ясно, — успел подумать Горчин, прежде чем услышал в трубке спокойный, немного хриплый голос Юзали, — старый филин сидит в своем гнезде».

— Ну конечно, приходите, — Юзаля ответил, немного помолчав, казалось, будто он колебался, — я здесь умираю ст скуки и только тешу себя надеждой, что это мой последний вечер в вашем Злочеве.

«Последний вечер, — повторил Горчин, откладывая трубку. — Кто знает? Если и для меня последний, то я согласен. В противном случае тебя, старичок, ждет еще большая работа».

Горчин вышел на улицу. Он перешел парк по аллее около закрытого на лето Дома культуры, потом по тропинке обошел неосвещенную площадь перед зданием районного совета.

Несмотря на то что еще не было поздно, город опустел. Удручающее впечатление вызывали пустые и темные помещения магазинов с витринами, излучающими бледный свет, мрачные громады костелов и учреждений, длинные, стертые туманом очертания боковых улиц. И сейчас он испытывал что-то вроде благодарности Юзале за то, что он есть в этом городе и ждет его прихода, единственный человек в этой отгородившейся от него массе людей, к которому он может теперь обратиться.

Около автобусного вокзала стояло много людей, поджидавших последние автобусы, чтобы разъехаться по своим деревням. Больше всего шумели ученики вечерних школ. Им не мешала ни темнота, ни долгие минуты ожидания.

«Слишком уж я затянул с решением этого вопроса, — думал Горчин о строительстве нового большого вокзала с клубом для учащейся молодежи и с удобным залом ожидания. — Столько дел я еще не успел начать. — Он неожиданно разозлился: — Почему же все, черт возьми, должно всегда исходить от меня? Я так долго не протяну, слишком много всего свалилось на одного человека…»

Горчин еще не хотел понять, что именно он сам навязал такой стиль в работе. Он всегда был здесь высшим авторитетом в важных и даже мелких делах, ограничив роль остальных только до четкого исполнения.

Когда Михал вошел в комнату, Юзаля поднял глаза, но не изменил положения. Он продолжал сидеть на кровати в небрежной позе, в рубашке, расстегнутой на груди, с засученными до локтей рукавами. На круглом столике рядом с кроватью стояли бутылки с пивом, лежали пачки сигарет, пепельница, наполненная окурками, и какая-то книга.

— Здорово же на вас взъелся Старик, — Горчин подошел с протянутой рукой, непринужденно улыбаясь, — если он вас выслал в такое путешествие.

— Да, похоже на то. Садитесь, товарищ секретарь. — Юзаля показал на единственное кресло, стоящее у стены. — У каждого есть какой-нибудь начальник, который вспоминает о нас в самый неподходящий момент… Может, пивца? — Он пододвинул Михалу одну из неначатых бутылок. — Что, не любите?

— Я пиво не очень люблю, да к тому же сегодня пил более крепкие напитки.

— Крепкие? — Юзаля сощурил в улыбке глаза и покачал головой. — Что-то здесь не так, у вас ведь репутация мрачного трезвенника… Понимаю, это реакция на Белецкого.

— Не только, — неуверенно возразил Михал, — у нас тут есть или, лучше сказать, были товарищи с размахом, они любят быть щедрыми за государственный счет. Вот мне и пришлось их немного унять, ну и нельзя же подавать другим дурной пример.

— Да, — Юзаля на минуту задумался. — Белецкий не только сам пил, но и втягивал людей, стараясь поддержать так называемую традицию… Вы с ним были знакомы?

— Немного, так получилось, что я редко сюда приезжал, когда работал в воеводском комитете.

— Я его знал хорошо. Он был, как говорят, свой парень. И при том неглупый и энергичный. Здесь, в злочевских лесах, мы поймали в сорок седьмом «Мурата». Он тоже принимал участие в его поимке. А теперь работает замом председателя потребительского кооператива недалеко от Н. Жаль человека, — вздохнул Юзаля, — ну что же делать, сам виноват.

«Если бы я тогда ударил, — думал Юзаля, одновременно стараясь слушать Михала, — ударил сильно и справедливо, как полагается, может быть, и не дошло бы до личной трагедии человека и авторитет партии не пошатнулся бы».

— Не понимаю, почему вы нем говорите? Разве есть…

— Нет, я не хочу сравнивать. Просто мне вспомнились старые времена, товарищ секретарь. Мне иногда кажется, что стоит к ним почаще возвращаться — легче тогда понять сегодняшний день.

— Мне не к чему возвращаться, — резко ответил Михал, все еще не понимая, к чему клонит председатель.

— Я знаю. И в этом самое большое ваше несчастье. Вас, молодых, которые не чувствуют за своей спиной опоры в прошлом. Конечно, прошлое было разное — плохое и хорошее, но оно нас научило жизни и борьбе. Да, борьбе, это великое слово, и нельзя им понапрасну бросаться, но мы часто о нем забываем. Особенно вы, потому что вы не выросли из этой борьбы и не чувствуете ее настоящего духа…