Они не убили меня, потому что не понимали, что я делаю: я сидел полураздетый, безоружный и выдавливал кровь из бедра; может, они сочли это колдовством. Не убили, и это самое главное. Хорошо, что они меня нашли, я хоть узнаю, как мне быть со своей раной. У них наверняка есть противоядие, ведь сами они тоже иногда попадают в такую же ловушку. Они, конечно, омерзительны, но их дурацкие вопли все же лучше, чем стоны, храп и шорохи джунглей. Уже нет такого ужасного одиночества. Все же это люди. И нужно заслужить их расположение.
Роберт поднял и показал мео ту длинную заостренную палку. Со связанными руками он сыграл перед ними пантомиму своего бегства, ранения, падения. Показал темное пятно на штанине. Они расступились, образовав освещенную факелами арену, что-то кричали друг другу, смеялись, хлопали ладонями по бедрам. Их раскосые глаза поблескивали в свете поднимающихся к небу языков пламени.
Маляк заговаривал с ними по-французски, потом по-английски — ему пришло в голову, что, может быть, кто-нибудь из них связан с американцами, — но мео не понимали ни слова. Было видно, что они не притворяются. Их лица выражали озабоченность поисковых собак, — они никак не могли понять, чего от них хочет пленник, из-за чего злится.
Он повторял одни и те же движения, показывал, кричал им прямо в лицо. Мео отступали или прикрывались оружием. В конце концов они, видимо, на что-то решились, потому что к его связанным рукам прицепили толстую веревку, рванули за нее, показав направление по тропинке в гору.
Страх оставил Роберта. Эти люди вызывали у него лишь презрение — уродливые, завшивевшие и крикливые карлики. Им все же придется что-то со мной сделать, я ведь для них не обычный пленник. Наверное, попробуют обменять меня на соль — одни уши килограмм стоят.
Мео бежали рядом, у каждого был длинный нож на веревке; они касались его одежды и сумки легонько, с опаской, словно об него можно было обжечься, и отскакивали в кусты. Роберт слышал, как они рубили бамбук, с треском его раскалывали и тут же зажигали новые факелы. Суматоха, мелькающие огни, крики и топот — от всего этого толпа казалась более многочисленной.
Все же я ушел далеко, еще немного, и мне удалось бы ускользнуть. Он отирал пот связанными руками. Обогнув деревню, они неожиданно вышли на перевал. Дергая за веревку, его также заставили взобраться на широкую террасу, огороженную валом. Воины уже открывали провощенные картонные коробки и делили поблескивающие красноватые патроны. На куче собранных парашютов, как прачка на узле пересчитанного белья, восседал старый вождь, черными пальцами поглаживая свое распухшее горло. Кожа на его руках была вся в складках, словно он надел слишком просторные перчатки.
Вождь неприязненно смотрел на белого, словно был недоволен тем, что его привели живым, вместо того чтобы сразу же зарезать. Старик выслушал воинов. Коренастый, кривоногий, он подошел и бесцеремонно нажал на раненое бедро Маляка, так что на брюках темными пятнами выступила свежая кровь.
Вождь кивнул головой в знак того, что ему все понятно. Потом поднял свои почти черные глаза, скрытые под нависшими монгольскими веками. Они не сулили ничего доброго.
«Я мог бы пнуть его в морду, а может, и убить, но что это даст, — Роберт в молчании ожидал своей участи, — разве только он уже решил приговорить меня к смерти? А вдруг до их глупых голов дойдет, что меня можно продать, моя жизнь чего-нибудь стоит, это выгодно для обеих сторон; американцы тоже не поскупились бы, ведь я интеллигентный наблюдатель и умею рассказывать. Ну, расхвастался, точно уже сам себя продаю».
Вождь ничего не говорил, только все хмуро смотрел на него. Позвякивали в мешочках патроны, — мео на коленях горстями собирали вместе с землей соль, просыпавшуюся из дырявого узла. Факелы жадно глотали ветер, с треском взметались вверх языки пламени.
Ни черта вы мне не сделаете. Наверняка уже жалеете, вы ведь первые начали стрелять — понятное дело, под влиянием страха, но зачем надо было… Тень колебалась на стене подобно стрелке компаса. Придется вам бросить деревню и бежать в горы, ибо солдаты теперь тоже начнут стрелять без предупреждения. Я один мог бы удержать их от этого, но тогда вам придется послать меня в качестве парламентера, облегчить мне возвращение, доставить к солдатам Патет Лао. У вас не останется и этого шанса, но вы о нем не подозреваете и так никогда и не узнаете. Хоть часами вам объясняй, хоть горло надорви. Все равно что с камнем разговаривать.
Старик молчал. Груз уже распределили, у женщин, согнувшихся, чтобы удержать равновесие, к спинам были приторочены наполненные до краев корзины. Плетеная лента опоясывала лоб, поддерживала груз. Густо присборенные юбки рвал ночной ветер, толстые икры женщин были оплетены просмоленной веревкой, — казалось, на босые ноги у них надеты краги. Вокруг высились черные громады гор, над ними висело небо, белесое от множества звезд, больших и малых. Монотонно жаловалась какая-то птица, которую спугнул яркий свет факелов.