Счастливчик

Видимо, книга оказалась недостаточно тяжёлой. Наверное, стоило взять томик «Войны и мира», потому что мышь всё-таки сбежала. Худшего времени для побега было не найти: пару дней с нами жила бабуля, ожидая пока её квартиру приведут в порядок для переезда. Она до ужаса боялась мышей, а ещё у неё было больное сердце, и все — особенно я — переживали, что пока бабуля будет спать, мышь может пробежать по её кровати или даже по лицу, что несомненно приведёт к остановке сердца.

К счастью, этого не случилось. Бабуля спокойно переехала, а мышь так больше и не появилась. Мне запретили покупать другую. Отец забрал аквариум и пересадил в него несколько старых комнатных растений. Этот вновь образованный террариум был перенесён на балкон, что стало последним событием в жизни наших филодендронов или паучьих растений, или как там их правильно называют. Через несколько недель они погибли. А следующим летом умерла бабуля — её сердце в конце концов сдалось.

На Рождество мама поставила на кофейный столик тарелку с нечищеными грецкими орехами. Я их не ем, но прихватил один и держал его какое-то время с собой. Затем, как-то раз, я вышел на балкон, закинул орех в аквариум и вдавил его пальцем в землю, забыв про него до следующей весны, когда, к своему удивлению, увидел пробивающийся из земли тоненький зелёный росток. Орех пустил корни. Возможно из-за моего нелинейного детского мышления, связавшего воедино аквариум, мышиный побег и беспокойство за бабулю, — это маленькое чудо всегда казалось мне её посланием, свидетельством того, что она по-прежнему рядом со мной. Не помню, чтобы кому-то говорил об этом, но помню, как ухаживал за ростком, поливая и поворачивая к солнцу. Весна — это значит весенняя уборка, и, однажды вернувшись со школы домой, я увидел, что моего маленького дерева больше нет.

Лос-Анджелес, март 1995.

Подходили к концу съёмки «Американского президента». Дома в Нью-Йорке меня дожидались Сэм, Трейси и наши новорожденные малышки Аквинна и Скайлер. Как раз начала зарождаться идея о возвращении на телевидение, чтобы в будущем чаще находиться рядом с семьёй. Это было время огромного оптимизма и перемен в жизни, чему я большей частью обязан работе с Джойс. Хотя она тоже была в Нью-Йорке, я не перестал являться на встречи к девяти утра, хоть и по телефону, просыпаясь в шесть утра по западному времени. Одним утром перед звонком я отправил сообщение по факсу: мне приснился сон, который я записал на листе гостиничной почтовой бумаги.

«Я на нашей ферме в Вермонте. Помогаю парнишке возрастом около десяти лет (Сэму? Себе?) перебраться через пастбище с пасущимися на нём лошадьми. На другом краю стоит дом пастуха. Как только мы добираемся до него, мальчик проводит меня на просторную деревенскую кухню, где я прихожу в изумление от того, что вижу. Все поверхности — стол, столешница и каминная полка — были уставлены банками и горшками с ростками разных растений. Это был домашний питомник, и он процветал. Мы проходим через кухню ко встроенному в углу шкафу. Мальчик говорит мне с улыбкой: „Сейчас ты кое-что увидишь“ и распахивает дверцы шкафа.

Мне тяжело поверить в то, что я вижу. Это невозможно — внутри тесного тёмного и безвоздушного пространства растёт дерево. Даже не просто растёт, а — процветает, подобно бонсаю. Теперь, когда двери распахнулись, ствол и густые ветви начинают расти наружу прямо у меня на глазах, как в покадровой съёмке. Ветви тянутся к свету кухни и обрастают листьями.

Я знаю, что это за дерево. Мой грецкий орех. И он рос всё это время».

Благодарности