Счастливчик

Пару недель спустя я был в конференц-центре «Сивик Аудиториум» в Лос-Анджелесе, а точнее в Пасадине. Меня номинировали на премию «Эмми» за лучшую комедийную роль. Год назад я был номинирован на лучшую роль второго плана: не ожидал, что выиграю — этого и не случилось. В этом году я добрался до более конкурентоспособной категории и с меньшими шансами на победу, но у меня шла настолько причудливая полоса удач, что всего можно было ожидать. Я не готовил победной речи — явного сглаза — но со дня объявления номинантов в голове крутилась одна короткая шутка. Поначалу она казалась самоиронией, играющей на факте, что так много внимания уделяется моему росту, а точнее его недостатку. Подобные шутки, по моему мнению, служат двум целям: показывают, что ты способен посмеяться над собой, и играют упреждающую роль — лишают кого-либо другого возможности пошутить над тобой первым.

Так что, когда другой канадец, Хоуи Мэндел, вскрыл конверт и произнес: «„Эмми“ за лучшую мужскую роль в комедийном сериале достаётся… Майклу Джей Фоксу», — я запрыгнул на сцену, схватил статуэтку, потеребил волосы на голове, выдал пару нечленораздельных звуков и выпалил: «Не могу в это поверить». Затем взяв себя в руки окинул взглядом весь зрительный зал и сказал: «Чувствую себя четырёхфутовым».

С годами стало ясно, что эта шутка была про нечто большее, чем мой рост. Так я выражал свое потрясение от успеха, негласно признавая, что не чувствую себя достойным всего происходящего со мной.

Во время следующего отпуска я привёз трофей в Ванкувер: чтобы разделить эту честь с родителями и, откровенно говоря, похвастаться. Мама отдала под «Эмми» почётное место на столе в прихожей — прямо напротив входной двери. В тот вечер мы все собрались в их доме, было много веселья и празднования.

Однако, опыт показывал: среди этого рукоплескания Стив или кто-то ещё находил повод щёлкнуть меня по носу, заставить спуститься с небес. В этот раз пронесло, я изрядно перебрал с пивом, спустился в подвал в гостевую спальню и завалился спать.

На утро, поднявшись наверх в прихожую, где «Эмми» провела ночь — не смог сдержать смеха. Позолоченную статуэтку, как бы подчиняя себе её дурную ауру, окружали награды брата по боксу, полученные пятнадцать лет назад, мамины награды в бридже, папины в кёрлинге, сестринские в боулинге и плавании плюс несколько наград за их индивидуальные победы. Отлично.

Картина была настолько комичной, что даже приободряла. Если бы моя головокружительная поездка подошла к концу, если бы упал второй ботинок[44]и во мне разглядели самозванца, у меня всё ещё оставалось место, куда можно было вернуться. Всё ещё был дом в реальном мире.

Хотя я усомнился в этом уже через пару недель. Родители приехали в Эл-Эй навестить меня и привезли «Эмми» с собой. Как только они подъехали к дому, я увидел, что отец выглядел не совсем вменяемым, будто случилось что-то ужасное. Мы обнялись, стоя на подъездной дорожке, отец, извинившись, отправился с багажом в дом. Мама взяла меня за руку, дав понять, чтобы я задержался с ней на пару минут — ей нужно было что-то мне сказать.

— По дороге сюда случилась авария, — сказал она. — Твоя «Эмми» — она сломана. И не думаю, что её можно починить.

Как она объяснила, дорожная сумка со статуэткой лежала в верхнем отделении, багаж другого пассажира сдвинулся во время полёта и придавил её.

«Поэтому отец так расстроился? Охренеть!»

Я вошёл в дом, он сидел за обеденным столом. Нечасто приходилось видеть его таким потрясённым. Что-то знакомое было в этой ситуации, только теперь произошла смена сторон. Я смотрел на него и вспоминал, как каждый раз, когда добавлял новые вмятины на крыльях, бампере и дверях его машины, ожидал его появления в моей комнате и неизбежной ругани.

— Пап, — улыбнулся я, наклоняясь обнять его. — Забудь об этом. Это просто кусок метала. К тому же, я слышал они выдают новую взамен сломанной. Так что не переживай, хорошо? — Ему вмиг очень полегчало.

Инцидент хорошо запомнился, потому что он отчётливо дал понять, что само определение «знаменитость» может держать в своей власти даже самых рассудительных, каким и был мой отец — некогда посланник от принципов реальности, рассматривающий этот кусок позолоченного олова, как священную реликвию. Будто он воплощал успех, силу или меня самого. Если бы он поддался этому в каком-то роде магическому мышлению, то вслед за ним поддались бы все остальные из моего окружения. Кто бы мог подумать, что в моей семье я был единственным скептиком.

В то же время я повстречал ещё одного человека, обладающего здоровым скептицизмом и ясным пониманием того, под каким неестественным давлением я находился. К моменту, когда я с родителями сгрудился над раненной «Эмми», этот союзник на пути в реальность существовал уже на протяжении целого года. Но тогда я ещё этого не знал.

ТРЭЙСИ