Счастливчик

Так почему же в один момент мы с Трейси просто не сдались? не вышли из-под навеса помахать им? не спустились вниз по подъездной дорожке, где толпились репортёры (и несколько поклонников, настоящих поклонников)? Почему нельзя было дать им всего одну свадебную фотографию и сделать всех счастливыми? Во-первых, после всего того, что провернули газетёнки, мы не собирались ещё и награждать их за это. А во-вторых, они бы не остановились на одном снимке. Сначала захотели бы запечатлеть разрезание торта, потом «эксклюзивные» снимки первой брачной ночи, ну а после — фотографии в купальниках с медового месяца.

Мы с Трейси понимали — уступить сейчас означает не просто дать им возможность делать снимки. Это была бы поддержка магического мышления — места, где ты живешь и умираешь в промежутках между газетными статьями, рейтингами и бокс-офисами. Прогулка по подъездной дорожке означала бы навсегда остаться в «Доме веселья», отправив реальности воздушный поцелуй на прощанье.

С началом церемонии вертолёты активизировались с удвоенной силой. Под навесом конечно было жарко, но никто не задыхался и не падал в обморок; с одной стороны, которую от вертолётов загораживала растительность, задувал прохладный ветерок. Как бы то ни было, всё это внешнее сумасшествие только подсластило всеобщее настроение и сделало всех ещё ближе друг к другу. К великому удивлению собравшихся снаружи незваных гостей свадьба удалась на славу. Несмотря на их подкупы, вертолёты, уловки и совместные усилия, им не удалось сделать ни единой фотографии. Наша приватность обернулась гадкими статьями, в которых газеты прохаживались по нам в виду своей неудачи. Это была та цена, которую не жалко было заплатить, потому что она позволила не только посвятить себя ритуалу бракосочетания, но и позволила установить границу нашего личного пространства, не ощутимую раньше. Пространства, где мы могли переждать любую надвигающуюся бурю.

ГЛАВА ПЯТАЯ Реальность кусается

Студио Сити, Калифорния, 6 января 1990.

Пока лимузин преодолевал путь в четверть мили от нашего дома вниз к пересечению Лорел Кэньон и бульвара Вентура, наступила ночь, загорелись уличные фонари и заморосил лёгкий дождик. На светофоре замигал жёлтый свет, когда мы подъехали к бульвару. Водитель благоразумно решил остановиться, чтобы не проехать на красный. В машине были маленькие дети и он знал, что мы опаздываем в аэропорт, а также знал цель полёта. Зачем рисковать и добавлять ещё одну трагедию к другой.

Нам пятерым нужно было попасть на рейс до Ванкувера, где отец в срочном порядке был доставлен в госпиталь. Последний месяц он не очень хорошо себя чувствовал. Но не скажу этого и о всей остальной его взрослой жизни. Он был заядлым курильщиком, а с тех пор, когда был стройным жокеем, добрался до отметки в триста фунтов. В первую субботу нового десятилетия 61-летнее тело не смогло дольше выдерживать непрерывную атаку. Сначала выдохлось сердце, потом стали отказывать бочки. Последние известия были: жив, но на грани.

Мы с Трейси сидели по обе стороны от моей сестры Джеки, которая тихонечко плакала. Трейси держала её за руку. Напротив нас в детском кресле спал наш семимесячный сын Сэм. Рядом с ним девятилетний сын Джеки, Мэтью, от страха и огорчения вытирал слёзы рукавом рубашки. Достаточно взрослый понять, что его дедушка болен, но оставаясь ребёнком, для него большей неприятностью было преждевременное прерывание калифорнийских каникул, включая отмену поездки в «Диснейлэнд».

Пока мы ждали зелёного света, рядом с нами остановился белый седан, а точнее «Крайслер Фифс Авеню» 1987. Год я определил мгновенно: кроме задней части крыши, покрытой искусственной кожей «Наугахайд», белыми ободами на покрышках и бардовой окантовки — это была та же модель, что я подарил отцу на пятьдесят девятый день рождения.

Я повернулся налево, увидел, что сестра смотрит мимо меня на машину. По щекам текли слёзы, но она сделала некое подобие улыбки.

— Хороший знак, — прошептала она.

— Да, — сказал я, взглянув на Трейси. Она тоже плакала, но без улыбки. Она не считала эту машину знаком, по крайней мере хорошим знаком.

В «Эл-Эй-Экс» пока семья садилась на самолёт, я вернулся в комнату ожидания сделать звонок — пришло сообщение от близкого друга семьи. Как только дозвонился, первыми его словами были: «Мне жаль». Я сразу понял, что отца не стало. Он умер, пока мы ехали в аэропорт. Я ничего не мог сделать, кроме как мыслями вернуться к тому белому автомобилю.

Я вернулся в самолёт. Бортпроводник разносил напитки, я попросил «Джек Дэниелс» и «Бакарди». Получив, залпом выпил виски, а ром понёс с собой по проходу. Поставил на столик перед Джеки, сел рядом с ней и рассказал новость о том, что наш отец умер.

* * *