Счастливчик

Ладно, допустим, теоретически всё это вписывается в рамки возможного, но всё ещё остаётся «обычно» и «от 50-ти до 65-ти». Для этого должно быть объяснение. С каждым новым абзацем энциклопедия всё точнее и точнее описывала моё состояние: «Симптомы, включая мышечную ригидность, заторможенность, снижение двигательной активности и тремор». Все они определённо присутствовали, но преимущественно в левой половине тела. Снижение двигательной активности особенно напугало Трейси во время моей пробежки на Мартас-Винъярд — она заметила, что левая рука движется асинхронно с остальным телом. Также присутствовала ригидность мышц бедра, из-за которой я передвигал левую ногу при ходьбе с едва заметной задержкой. Иногда по утрам я просыпался с жёсткостью в шее, плече, запястье, а также в колене и лодыжке.

«На ранней стадии могут проявляться и другие симптомы…». Я покопался в памяти и, к сожалению, вспомнил пару таких симптомов. Например, соответствовавших этому: «редкие мигания, снижение активности лицевых мышц». В этом легко можно убедиться, если просмотреть все мои работы в хронологическом порядке. Сам я этого не делал — только мама в состоянии за раз выдержать такое количество меня, — но поверьте, так оно и будет. Я-то всегда думал, что редкие мигания и снижение активности лицевых мышц — это следствие растущей раскрепощённости перед камерой; меньше переигрывания и кривляния перед зрителями, как показатель личного роста актёра. «Нет», — говорила мне книга своей кучей слов: «лучше не будет — только хуже».

Что же касается: «фиксированная осанка, затруднения в смене позы (если нужно встать или сесть)» — подсказку дал прошлый опыт работы. Моя любимая сцена в первой части «Назад в будущее» — исполнение «Джонни Би Гуд» на танцевальном вечере «Волшебство на глубине морской». Как несостоявшийся музыкант, я ухватился за возможность, заучивая аккорды и гитарное соло. Работал с хореографом, чтобы лучше показать фирменные сценарные движения своих рок-н-рольных кумиров. Съёмка этой сцены заняла два дня, была потной и изнуряющей, но я был молод и в отличной форме (так казалось), поэтому не особо уставал.

Четыре года спустя для второй части «Назад в будущее» мне пришлось заново сыграть эту сцену с точностью до мелочей. Повторить движения оказалось не только физически намного труднее, но и в разы изнурительней. Через несколько недель я почувствовал себя больным. Да, я стал на четыре года старше, но этого явно было недостаточно, чтобы объяснить всю тяжесть повторения сцены.

Последняя часть предложения: «склонность оставаться в одной позиции необычно долгое время» — тоже имела место быть. Она заставила задуматься о Трейси, точнее о причинах её постоянных подшучиваний надо мной. Наряду с гиперактивностью, на меня порой наваливалась люмпеновская лень. В таких случаях Трейси говорила:

— Тебя можно ставить в словаре перед определением слова «инерция»: стоит тебе остановиться — почти невозможно снова завестись.

Как ни печально — это практически точное описание картины жизни с Паркинсоном.

Сейчас я очень хорошо понимаю только одно: причина, по которой симптомы проявлялись столь постепенным, и как бы я назвал, вероломным образом, — влияние болезни на работу центральной нервной системы. Область мозга, известная как чёрная субстанция, содержит группу клеток, вырабатывающих вещество дофамин, которое работает передатчиком сигналов мозгу. Когда по какой-либо причине клетки начинают умирать, выработка дофамина сокращается. К некоторым нервным клеткам мозга и нейронам, играющим большую роль в моторной функции, сигналы перестают поступать должным образом, либо вообще не поступают. В результате, владелец мозга (в данном случае — я) перестаёт контролировать своё тело. Как двигатель автомобиля без моторного масла, мозг без дофамина будет медленно, но верно разрушаться. Физические симптомы, которые я не смог распознать, горели красными огнями на приборной панели, но кто же знал, что нужно взглянуть на неё? Если подумать, я всегда игнорировал эти маленькие красные огоньки — к великому огорчению отца.